Енё Рэйтё - Три мушкетера в Африке

– Ваши упреки справедливы, – опустил голову Альфонс. – Но мне бы и в голову не пришло подвергать вас опасности.

– Ты за меня не бойся! – вскипел Хопкинс. – Я уж как-нибудь сам о себе позабочусь!

Враскачку он выкатился на своих кривых ногах из буфета, с такой силой хлопнув дверью, что на столе звякнули бутылки, а портрет маршала Жоффра свалился на пол.

– Вы оставайтесь здесь, – спокойно продолжил Альфонс. – А я обещал Ивонне, что доведу это дело до ума.

– Значит, вы переписываетесь?

– Да… Иногда обмениваемся письмами… – Он явно был смущен.

Вот так новости! Переписывается с красоткой, а от нас скрывает. Здесь дело не чисто… Вон, глаза отводит, чтобы не встречаться со мной взглядом.

– Обо мне она что-нибудь пишет?

– Так, несколько строчек… – пробормотал он. – Турецкий Султан ей все уши прожужжал про твои дурацкие романы…

– Ты не имеешь никакого права скрывать от меня! Предупреждаю: если не прочтешь мне письмо, я все напишу мадемуазель Барре про твои штучки!

– Если желаешь, прочту, хотя вообще-то и не обязан… В конце концов, это мое личное дело…

– Кому сказано, читай письмо! Иначе тебе не поздоровится.

Похоже, мой решительный тон возымел действие. Впервые за все время я увидел, как этот закоренелый упрямец пошел на попятный. Он молча полез в карман и достал письмо.

– Не верится, что все это написано искренне, – тихо обронил он и принялся читать: – «…В своем последнем письме вы ни словом не обмолвились о господине Фаулере…». Извини, я стараюсь выбирать самую суть, – растерянно промолвил он.

Я улыбнулся – тут и дураку ясно, что к чему. «Ревность – дьявольская отрава и средств не выбирает», – сказал когда-то некий великий человек.

– Не беда, продолжай.

– «Заинтересовала меня личность Вашего друга, – продолжил Альфонс. – Отчего судьба ни разу в жизни не свела меня с человеком, который не только начитан и образован, но и славится своим знаменитым ударом левой. А сколько в нем душевности, ума, рыцарского благородства… Он один воплощает в себе все достоинства трех мушкетеров. Чутье подсказывает мне, что именно ему суждено открыть тайну моего брата и в один прекрасный день наяву предстать предо мною…» – Он умолк.

– Давай дальше! – взволнованно воскликнул я.

– Все, на этом письмо кончается.

– Неправда!

– «Если бы я могла пожать его сильную, мужественную руку, счастью моему не было бы предела. Как, по-вашему, оказал бы мне честь знакомства этот во всех отношениях незаурядный человек?»

– Некрасиво с твоей стороны скрывать от меня подобные высказывания в мой адрес!

– Это почему же? Кто из нас занимается делом Франсуа Барре – ты или я? Уж не воображаешь ли ты, будто я лезу в пекло только ради того, чтобы эта удивительная девушка досталась тебе?!

– Но в сердце своем она отдала предпочтение мне, – перешел я на высокий стиль.

– Она полюбит того, кто ценою собственной жизни раскроет тайну ее брата. В Игори отправляюсь я, значит, мне и быть воплощением всех трех мушкетеров, вместе взятых!

– А что это за история… с тремя мушкетерами?

– Был случай, когда три бравых солдата, рискуя жизнью, доставили французской королеве алмазные подвески от герцога Букингемского.

– Надо же… а я и не слыхал! Торчишь тут в каменных стенах, как заживо погребенный. Ни тебе радио, ни газет, вообще никакой информации.

– Короче, заруби себе на носу: я не для того рвусь в Игори, чтобы таскать для тебя каштаны из огня! Или, может, ты стремишься попасть в колонию, угодить из огня да в полымя?

– Не твое собачье дело! – огрызнулся я, оставив его ни с чем.

На другой день Альфонс Ничейный нес караул у цистерны с водой. Завидев, что приближается патруль с обходом, он мигом отставил ружье, уселся на камень с километровой отметкой и закурил сигарету.

– Рядовой! Умом подвинулся или окосел? – обрушился на него старший патрульный.

– Ну, выпил малость… Эка беда!

Голову даю на отсечение, что Альфонс не брал в рот ни капли, зато назавтра он уже обретался в камере, на пару с Левином, которому мы при всяком удобном случае старались переправить рыбки. Запал нам в душу этот чудаковатый, флегматичный оборванец. Почему – лучше не спрашивать. В большинстве случаев симпатии и антипатии между людьми причинами не объяснишь. По-моему, здорово сказано, не так ли?

Дальнейшие события развивались следующим образом. Наконец прибыл этап: сорок заключенных и двадцать пять вооруженных конвоиров. Приключилась и еще одна история. В день выплаты жалованья легионерам со стола у капрала исчезли все деньги вплоть до холщового синего мешочка, в котором обычно хранится мелочь. Легион, к сожалению, сборище всякой швали, нечистой на руку. Бедняга Потрэн, конечно, остался вне подозрений но в ответе за пропавшие деньги был он. Капитан, которому объяснения с сержантом уже в зубах навязли, воспользовался случаем покончить с Потрэном раз и навсегда. Со службы в Оране провинившегося уволили и поручили вести этап в Игори.

Вечером Альфонс Ничейный принялся укладывать свои пожитки – дозволенные пять кило. Прихватил он с собой и поваренную книгу Левина.

– Зачем она тебе?

– Левин просил сохранить ее у себя. Вдруг да когда-нибудь ему представится возможность заняться стряпней, и тогда мы прочтем ему вслух рецепты.

На прощание Хопкинс снабдил отбывающего приятеля синим холщовым мешочком, в котором кассиры обычно хранят монеты, – авось пригодится для всякой мелочи.

– Послушай, Хопкинс… А ведь Ничейный все-таки… хм…

– Что ты там бормочешь себе под нос? – в сердцах обрушился на меня Хопкинс. С некоторых пор он сделался жутко нервный, прямо не подступись. – Слышать не хочу про этого кретина!

– Ты ведь даже не догадываешься, чего ради он так рвется в Игори! – укоризненно ответил я. – Мотив поступков настоящего мужчины порой скрывается в потаенных глубинах его души.

Каково? По-моему, лучше не скажешь. Но Хопкинса такими тонкостями не проймешь.

– Еще один полоумный выискался. Куда ты гнешь?

– «Ищи женщину», – сослался я на слова одного английского поэта… запамятовал, как зовут. – Потому наш Альфонс и решил податься в Игори.

– Бабу и здесь можно найти, коли приспичит. Ради такого дела не стоит тащиться в Игори. Тоже мне сафари на баб!

– Пожалуй, и мне стоило бы… туда податься, – с мечтательной грустью произнес я.

– Катитесь ко всем чертям, психи ненормальные! – взорвался Хопкинс, со злости чуть не подавившись окурком потухшей сигары, в которую он понапрасну пытался вдохнуть жизнь.

Но во мне уже созрело решение. Благородная мадемуазель не разочаруется, я не обману ее ожиданий!

Вечером я доложил сержанту, что у меня пропало ружье. Хотя я сам закопал его в яме за стеной форта.