Енё Рэйтё - Три мушкетера в Африке

– Ну как самочувствие, братва? – задиристо обратился к нам Султан.

Я бессильно барахтался, пытаясь освободиться, но веревки только сильнее врезались в тело.

– Господи, хоть бы сбросить их на минуту!

– Чего ж ты раньше-то не сказал? – Удивился Султан. Отложив пистолет, он подошел ко мне и перерезал путы.

Вы что-нибудь поняли? Я тоже нет. Но и вникать не стал. Вскочил на ноги и – к нему!

– А теперь… теперь… – Меня душила ненависть.

– А теперь закрой дверь. Не ровен час, заметят с реки…

Затем он освободил от пут всех остальных, даже Хопкинса и Альфонса Ничейного!

Мы втроем подступили к нему вплотную, так что он не мог и шелохнуться. Потрэн трясущимися руками извлек револьвер.

– Пожалуй, на сей раз ты не успеешь оправдаться, – прошипел Альфонс, и вид его не предвещал ничего хорошего.

– Чего раззявили пасти? – окрысился Султан. – Думаете, я вас боюсь? – Он вытащил из кармана кухонный нож. – А ну, подходи! Хошь по одиночке, хошь всем скопом!

– Ах ты, грязная свинья! – взревел Хопкинс и рванулся было к нему, но нас разняли генерал и его дочь.

Альфонс Ничейный закурил сигарету, вид у него был холодный, недобрый.

– Успокойтесь! – взывал к нам Дюрон.

– Хватит строить из себя суперменов! Подходите, померяемся силой!

Чурбан Хопкинс, которого держали генерал и Левин, пытался достать Султана ногой.

– Говори! – скомандовал Альфонс Ничейный.

– Пусть лучше ничего не говорит! – хрипел, силясь вырваться Хопкинс. – Стоит только ему заговорить, и он опять выйдет сухим из воды, нечисть поганая! Отпустите меня, руки чешутся наконец добраться до него!

– Отпустите его! Я ему покажу, кто тут нечисть поганая!

– Да уймитесь вы! – силой удерживал меня Потрэн.

Шум, гам, толкотня…

– А ну, тихо! – цыкнул Альфонс Ничейный, и мигом все смолкло. Испанец вкрадчивым шепотом обратился к Султану.

– Мы тебя слушаем.

– Обзываются тут… свинья грязная, нечисть! Чистюли какие выискались… Меня небось не водили в баню под полицейским конвоем, как некоторых!

– Да замолчите же наконец! – Одно неуловимое глазом движение, короткий вскрик, и… нож Турецкого Султана оказался в руках Альфонса.

– Выкладывай все как на духу, да поживее!

– Тут и выкладывать-то особо нечего. Вчера вечером послали на остров капрала, чтобы тот подслушал ваши разговоры. Я же узнал об этом через свой «слуховой аппарат» – дырку в полу. Мне было ясно, что вы, конечно, станете говорить о побеге. А если упомянете о моем участии, тогда и вовсе дело швах. Надо было во что бы то ни стало опередить доклад Беспроволочного Телеграфа. Я заскочил на минуту к Квасичу, потом помчался к капитану. Сказал, что вы обсуждали со мной план побега на плоту, и я для вида согласился помочь вам. Вот и все… Ты чего, чего? – обратился он к Альфонсу, который еле сдерживал себя. Спокойно, четко, чуть ли не по слогам, тот бросил в лицо Султану:

– А письмо? Зачем ты отдал им письмо генерала?

– Вот это, что ли? – Турецкий Султан вытащил из кармана письмо с нетронутыми пятью печатями.

Куда всем цирковым фокусам против этого!

– Цело! Письмо цело! – Генерал, вне себя от радости, ощупывал конверт.

Впервые в жизни я видел Альфонса Ничейного удивленным и даже слегка растерянным.

– Тогда что же ты отдал капитану?

– Конверт, который заранее приготовил, а настоящее письмо подменил по ходу дела.

– Что было в том конверте, который ты им подсунул?

– Липа, которую сочинил вчера Квасич. А если конкретно, то в этом письме генерал сообщает о том, что его держат в плену, что обстановка в Игори подозрительная: с заключенными легионерами обращаются слишком мягко. Правда, строительство железной дороги продвигается, но трудятся там негры, а арестанты ведут себя как господа. Необходимо как можно скорее провести расследование.

– Лучше не придумаешь! – просиял Дюрон. – Значит, мошенники не догадаются, что мне известна суть их аферы, и будут продолжать свое грязное дело, даже если вам удастся бежать…

– Тем временем подоспел капрал, но принесенные им сведения уже не оказались сенсацией, – продолжил свой рассказ Турецкий Султан. – Конечно, он слышал все: что господин генерал собственноручно чертит карту, что Оковалок таскает у Хопкинса недокуренные генеральские сигары, потому как просить ему не хочется…

– Говорил же вам, чтобы не позволяли ему оправдываться! – в сердцах вскричал Хопкинс. – В результате окажется, что мы же еще и руки ему целовать должны…

– Не факт, что я разрешу…

– Зато теперь нам не убежать! Был у нас плот, да сплыл…

– Кому он нужен, плот этот? – спросил Султан и присвистнул…

Сквозь проломленную стену соседней комнаты доносился шум реки, а сейчас кто-то негромко отозвался на свист…

На волнах покачивался баркас, груженный всякими припасами. На веслах сидел Федор Квасич, бывший судовой врач с подмоченной репутацией.

Вскрикнув от радости, Ивонна повисла на шее у Турецкого Султана.

Ну, что вы на это скажете? Можно ли разобраться в сложном характере нашего друга-приятеля?

– Боюсь, Султан, что в один далеко не прекрасный день ты опоздаешь вылезти со своими оправданиями! – покачал головой Альфонс Ничейный.

Турецкий Султан весь был обвешан разными необходимыми вещами. Чего тут только не было! Свисток, карта, компас, сачок для ловли бабочек, бинокль и, конечно же, футляр к нему.

Компас и карту он передал нам. Навязывал и сачок, но мы отказались за ненадобностью.

– Сейчас самый подходящий момент уносить ноги, – сказал Султан. – Пока все заняты разгрузкой…

– А что они разгружают?

– От судоходного участка реки до Игори проложена временная колея, и по ней доставляют строительные материалы. Грузовой состав приходит раз в месяц.

– Поторопитесь, – озабоченно произнес генерал. – Не стоит рисковать, затягивая отплытие.

Потрэн снял с себя мундир. Турецкий Султан расстался со своими сокровищами – свистком, картой, сачком и биноклем в футляре, чтобы тоже раздеться до рубашки. Хопкинс тайком приглядывался к сачку и футляру в надежде отыскать конфискованные у него сигары, но в футляре у Султана обнаружился настоящий бинокль.

Лодку придерживали Потрэн и Турецкий Султан, чтобы ее не снесло стремительным течением. Да и крокодилы шныряли вокруг.

Генерал на прощанье обнял дочь. Я спустился в лодку первым. Чурбан Хопкинс, как и было договорено, взял револьвер Потрэна и даже нацепил воинский крест, которым был награжден сержант за боевые заслуги, и наконец прихватил свой тщательно оберегаемый футляр, где хранились не докуренные генеральские сигары.

– Копается тут… Давай поживей! – прикрикнул на него Турецкий Султан.