Александр Дюма - Капитан Памфил

Вечером пришел Фо и объявил, что никому другому не позволит сидеть у постели больного. В соответствии с мнением доктора он набил свои карманы конфетами и миндалем — свежим и обсахаренным жареным: не в силах спасти Жака, он хотел, по крайней мере, подсластить его последние минуты.

Жак встретил его с беспредельной радостью и, увидев, как наставник устраивается на том самом месте, что и накануне, поблагодарил его за самоотверженность негромким дружеским ворчанием. Фо для начала дал ему стакан микстуры, прописанной Тьерри; Жак, явно не желая противоречить Фо, ценой невероятных усилий пытался ее проглотить, но почти сразу же вернул назад в таких жестоких содроганиях, что Фо едва удержал его на руках; однако через несколько минут сокращения желудка прекратились, и Жак, продолжавший дрожать всем телом, хотя и не обрел покоя, ненадолго впал в изнеможение.

Около двух часов ночи появились первые мозговые припадки; не зная, как успокоить Жака, Фо предложил ему свежий и обсахаренный миндаль; больной тотчас узнал эти предметы, занимавшие одну из высших ступеней в его гастрономических воспоминаниях. Неделю назад он позволил бы высечь и повесить себя за то и другое. Но болезнь — суровый воспитатель: оставив Жаку желания, она отняла у него возможности; Жак печально выбрал жареный миндаль, содержавший в себе, кроме самого миндаля, еще и сахар, и, не в состоянии глотать, засунул лакомство в дарованные природой карманы по обе стороны челюсти, так что через минуту его щеки свесились на грудь, как висели бакенбарды у Шарле, пока он их не отрезал.

Хотя Жак и не смог, к великому своему сожалению, проглотить лакомство, промежуточная манипуляция, совершенная им сейчас, доставила ему некоторое удовольствие: обволакивавший ядра сахар, пропитавшись слюной, постепенно таял, услаждая умирающего; по мере таяния сахара объем этих припасов уменьшался, и вскоре в мешках образовалось свободное место для новой порции миндаля. Жак протянул руку; Фо понял его и дал ему полную горсть конфет, среди которых больной выбрал те, что были ему больше всего по вкусу, после чего его защечные мешки вновь обрели солидную округленность. Что касается Фо, высказанное Жаком желание немного обнадежило его, поскольку, увидев, как мешки уменьшаются, он приписал жеванию то, что было вызвано явлением таяния и предвидел вследствие этого значительное улучшение в состоянии больного: только недавно он не мог даже пить, а теперь стал есть.

К несчастью, Фо заблуждался: к семи часам утра мозговые припадки сделались устрашающими; Тьерри предвидел такое, поэтому, едва войдя, он спросил не о том, как себя чувствует Жак, а о том, умер ли он уже. Получив отрицательный ответ, он, казалось, очень удивился и вошел в комнату, где уже собрались Фо, Жаден, Александр и Эжен Деканы; больной был в агонии. Тогда, поскольку врач больше ничего не мог сделать для его спасения и видел, что через два часа Жак перестанет существовать, Тьерри послал слугу к Тони Жоанно, приказав ему привезти Жака II, чтобы Жак I мог умереть на руках существа своей породы и сообщить ему свою последнюю волю и свои последние желания.

Это было душераздирающее зрелище: все любили Жака, который, если забыть о присущих его породе недостатках, был тем, кого среди холостяков называют веселым малым; и только Газель, словно желая нанести оскорбление умирающему, перешла из мастерской в спальню, притащив с собой морковку и принялась есть ее под столом с невозмутимостью, обличавшей превосходный желудок и очень жестокое сердце; Жак несколько раз косо посматривал на нее с выражением, может быть недостойным христианина, но вполне простительным для обезьяны. Тем временем вернулся слуга: он принес Жака II.

Жак II был совершенно не предупрежден о том, какое зрелище его ожидает, так что вначале он испугался. Этот смертный одр, на котором был распростерт один из его ближних, эти животные другой породы, окружавшие умирающего, в которых он узнал людей, — иными словами, род, подвергавший постоянным гонениям его собственный, — все это произвело на него такое впечатление, что он задрожал всем телом.

Но тотчас же к нему направился Фо с засахаренным орешком в руке; Жак II взял у него лакомство, повертел, изучая, нет ли здесь подвоха, нехотя попробовал, затем, убежденный свидетельством собственных чувств, что ему не хотят причинить зла, понемногу оправился от страха.

Тогда слуга посадил его рядом с ложем соплеменника, и Жак I, сделав последнее усилие, повернул к нему лицо, уже отмеченное печатью смерти. Жак II понял — или нам показалось, что понял, — миссию, которую он призван был выполнить; он приблизился к умирающему, ставшему неузнаваемым из-за оттопырившихся защечных мешков, затем, взяв его лапку, стал ласково жалеть больного и как будто предлагал поверить ему свои последние мысли. Больной сделал видимое усилие, собирая все силы, и сумел сесть на постели; затем, пробормотав на ухо другу несколько слов на родном языке, он указал ему на по-прежнему невозмутимую Газель жестом, подобным тому, каким в прекрасной драме Альфреда де Виньи жена маршала д’Анкра в минуту смерти указывает своему сыну на Альбера де Люина, убийцу его отца. Жак II кивнул в знак того, что понял его, и Жак I снова упал и остался недвижим.

Через десять минут он поднес обе руки к голове, снова оглядел тех, кто его окружал, словно желая навек проститься с ними, последним усилием приподнялся, вскрикнул и откинулся в объятия Жака II.

Жак I был мертв.

Присутствующие на время впали в глубокое оцепенение; казалось, и Жак II разделял его. Остановившимся взглядом он смотрел на только что скончавшегося друга, сам неподвижный, словно труп; затем, когда после пятиминутного осмотра он вполне убедился, что в теле, находившемся перед его глазами, не осталось и искры жизни, он поднес обе руки к лицу покойника, открыл его рот, потянув за челюсти в противоположных направлениях, запустил руку в защечные мешки, извлек оттуда миндаль и сунул его себе за щеки; то, что мы принимали за дружескую преданность, оказалось не чем иным, как алчностью наследника!..

Фо вырвал труп Жака I из рук его недостойного душеприказчика и передал его Тьерри и Жадену: первый из них требовал тело от имени науки, второй — от имени искусства: Тьерри хотел произвести вскрытие и узнать, от какой болезни умер Жак; Жаден хотел снять слепок с его головы, чтобы сохранить его облик и пополнить собрание знаменитых масок. Право первенства было предоставлено Жадену, чтобы он успел произвести свою операцию, прежде чем смерть изменит черты лица; было условлено после этого передать труп Тьерри, чтобы произвести вскрытие.