Олег Воронин - Искатель. 1983. Выпуск №2

— Значит, вы считаете, что Михайлишин вне подозрений?

— Что ты меня за горло берешь? Это мое личное мнение. А его к делу не пришьешь.

— Кстати, товарищ полковник, поступили новые сведения от экспертов, которые исследовали пожарище.

— Опять сюрприз?

— Похоже. Один из простенков дома во время пожара завалился, и под ним удалось отыскать полуистлевшие остатки икон. Установлено, что они не имеют практически никакой ценности, хотя Либерман утверждал обратное. Возникает вопрос: где самые ценные иконы из коллекции Ковальчука? Сгорели? Тогда почему остались все эти дешевые поделки, тем более что, по словам того же Либермана, и не только его, Ковальчук пренебрегал такой рухлядью и приобретал лишь действительно ценные экземпляры?

— То-то и оно, Алеша. Еще один узелок на память… Так что же, напрашивается вывод: кто-то ограбил Ковальчука, а затем имитировал взрыв газа, чтобы замести следы? Тем более что факты налицо: угнанная машина, ночной рейс от дома Ковальчука на станцию…

— Тогда получается, что мы отрабатываем не тот след.

— Опять всплывает Михайлишин?

— Похоже на то…

— Ну что же, капитан, принимайся за него вплотную.

Адвоката Михайлишина было не узнать. В элегантном темно-синем костюме с искрой, стройный, подтянутый, он выглядел значительно моложе своих лет.

— Вот и опять встретились, — заулыбался он, крепко пожимая руку Бикезину. — Что, не узнаете? То-то же…

— Да, признаться, вас трудно узнать…

— Диета, мой друг, диета. И спорт. Бегаю, прыгаю, плаваю — как в молодые годы. Только вот беда — я ведь все-таки чревоугодник. Ан, нельзя. Питаюсь теперь, как балерина, каждую калорию по косточкам разложу, прежде чем откушать. Как видите, результат налицо.

— С чем вас и поздравляю…

— Нуте-с, что там у вас стряслось? Признавайтесь, капитан, сразу. Надеюсь, вы меня вызвали в управление не чаи гонять?

— Конечно, нет, Богдан Станиславович. Все дело в той записке. которую вы получили по приезду из клиники.

— Опять записка! Бред сумасшедшего, и только.

— Не скажите… Мне ли вам говорить об этом!

— Ну что же, я весь внимание…

— Богдан Станиславович, у вас есть пишущая машинка?

— Да, есть.

— Вы давно ею пользовались?

— Признаться честно, очень давно.

— Когда примерно последний раз?

— Почему примерно? Могу сказать абсолютно точно. В конце марта этого года я печатал квартальный отчет о своей работе в юридической консультации.

— И никому ее после этого не давали?

— Конечно, нет. Она у меня дома стоит, в шкафу. А в чем дело?

— Дело в том, что та злополучная записка отпечатана на вашей машинке, Богдан Станиславович. Притом в последних числах мая — начале июня,

— Как вы сказали? На моей машинке? Не может этого быть!

— Богдан Станиславович, вы адвокат., поэтому, я думаю, не нужно вам объяснять, что мое заявление отнюдь не голословно. Вот заключение экспертов НТО.

— Минуточку… Так… Так… «Ундервуд»… Постойте! При чем здесь «ундервуд»?! У меня сейчас новая югославская пишущая машинка. А свой старый «ундервуд» я еще в прошлом году, осенью; отдал пионерам на металлолом…

Шумко встретил капитана Бикезина в дверях кабинета и, не говоря ни слова, протянул ему лист бумаги. Текст Бикезин схватил буквально одним взглядом. Ответ на запрос о Ковальчуке был ошеломляющим.

«…Ковальчук Ф.А. умер в апреле 1939 года в г. Львове. Сведения о его кончине удалось обнаружить в церковных записях. Гражданские акты о смерти Ковальчука были уничтожены в период оккупации. Кроме того, факт смерти Ковальчука подтвержден свидетельскими показаниями… Родственников Ковальчука Ф.А. разыскать не удалось…»

— Ну, что скажешь?

— Кто же на самом деле этот Ковальчук?

— С таким же успехом и я могу задать тебе этот вопрос.

— Гайворон?

— Нет, Алеша, слишком много свидетелей его кончины. Живых и уже мертвых… Подчеркиваю — уже мертвых. Это не Гайворон, но ниточка тянется, судя по всему, к нему. Вернее, не к Гайворону, а к его последышам…

Замигало световое, табло переговорного устройства.

— Товарищ полковник! — послышался голос секретарши. — Старший лейтенант Кравцов просит принять его по неотложному делу.

— Пусть войдет…

Кравцов был взволнован.

— Если по делу Слипчука и Лубенца — выкладывай.

— Товарищ полковник, в последнее время Михайлишин стал заметно нервничать. Складывается впечатление, что он чего-то боится.

— Может, твои ребята «засветились»? Он ведь неплохо ознакомлен с методикой нашей работы.

— Не думаю. В оперативной группе опытные сотрудники.

— Твои предположения?

— Не знаю, что и думать… Продолжаем исследовать его биографические данные, но результаты пока неутешительны.

— Меня тоже не покидают сомнения, правда, несколько другого порядка. Записка… Что-то в этом кроется, но что — просто ума не приложу. Интуитивно чувствую, что записка — это не блеф, а опасная реальность. Но почему она не сработала? Причастен он или нет к этому делу, мы в конце концов выясним. Но как бы не было поздно…

— Не знаю, может, я что-то упустил из виду во время допроса адвоката… В беседе я осторожно подвел Михайлишина к гибели Ковальчука — просто так, невзначай, как бы случайно. Он охотно откликнулся на предложенную тему, мы поговорили несколько минут о нем. На том все и закончилось. Но, прощаясь с ним, я заметил некоторые странности в его поведении, которые не наблюдались до упоминания о Ковальчуке. Какое-то недоумение, может быть, задумчивость или даже тревога… Все это, конечно, в какой-то мере домыслы…

— Дыма без огня не бывает? Так я тебя понял? Интуиция. Алексей Иванович, в нашей работе стоит не на последнем месте — это сплав опыта и таланта оперативного работника. Не каждому это по плечу… Кстати, пусть твои ребята проверят, не поступали ли за этот период сведения об исчезновении, лиц мужского пола. Как в городе, так и в близлежащих городах и селах…

— Проверим…

— Что нового слышно о Гостеве?

— Пока все то же, товарищ полковник.

В кабинет Кравцова вошел розовощекий лейтенант Лукьянов из ОБХСС, которого в управлении ласково называли Бутончиком.

— Привет, Бутончик! Все цветешь?

— Костя, вызову на дуэль, предупреждаю…

— Договорились. Но учти — оружие выбираю я. Заходи сегодня вечером в гости, жена как раз собралась котлеты жарить. Вот и сразимся за столом.

— Э-э нет, уволь. Женюсь, потренируюсь, вот тогда пожалуйста.

— Подождем. А пока с какими новостями пожаловали, дорогой коллега?

— С тебя причитается. Кружкой пива не отделаешься.

— Между прочим, в твоем младенческом возрасте медицина рекомендует пить только разбавленное водой молоко.