Патрик Вудроу - Меж двух огней

Он не сводил взгляда с джи-пи-эс, но все же иногда выглядывал в окно, наслаждаясь видами Сингапура. Они ехали мимо крикетной площадки на окраине финансового района. Это был настоящий оазис в центре города. Крикетный клуб с зелеными бамбуковыми ставнями был окружен зданиями в неоклассическом колониальном стиле справа и современными башнями банка сзади. Слева находилось здание оперы. Вдали блестело море, с пятикилометровой очередью судов, ожидающих разрешения войти в порт.

Через обрамленные пальмами авеню и эстакады такси выбралось из центрального делового района. Пейзаж становился все более и более индустриальным, пока они подъезжали к Юронгу и Туасу. Указывая направление с заднего сиденья, Стрейкен понял, что они двигаются к грузовому порту. Это равносильно катастрофе: если его наследство находится в гавани, можно с ним распрощаться. Они остановились в тупике около промышленного здания на берегу. Дальше автомобиль проехать не мог. Стрейкен щедро заплатил водителю и продолжил путь пешком.

Он шел по пристани, с трудом сдерживая себя, чтобы не побежать. Справа были расположены склады, слева возвышались желтые краны. Несколько рабочих-китайцев курили на перилах. Движение в гавани было куда более оживленным, чем на дорогах. Старые разбитые лодки сновали между судами, развозя белье, продовольствие, таможенные декларации и почту.

К такому Стрейкен не привык. Дайвингом он занимался в основном на тропических рифах. Плыть под водой в таком оживленном порту — сомнительное удовольствие. Если наследство на самом деле лежит где-то там, то дедушка поставил ему почти невыполнимую задачу. Сильно загрязненная вода была больше похожа на чернила; кроме того, существовала опасность попасть под винты кораблей.

Стрейкен продолжил путь. Согласно джи-пи-эс цель близка. Похоже, что нырять ему и вовсе не придется. Войдя в порт, он был на правильных градусах и минутах, теперь же он был на одной секунде долготы. Если он пройдет чуть подальше, то окажется на сорок третьей секунде широты.

Около подъемных кранов отвратительно воняющий ресторан рекламировал суп из рыбьих голов. Сверху с воплями носились полчища чаек, так как повара распотрошили утренний улов прямо во дворе. Пара рыбацких лодок со звяканием цепей причалила к пристани. Стрейкен глубоко вздохнул. Тяжелый воздух был наполнен запахами влажных веревок, рыбы и керосина от ресторанных печей.

Он чувствовал приток адреналина. Скоро он найдет наследство семьи. Он разгадает тайну, которая не давала ему покоя с восемнадцати лет. Стрейкен улыбнулся. Всемогущая современная технология.

Он приближался к старому форту, сложенному из известняка. Размером с садовый сарай, он находился на травянистом пригорке высотой около десяти метров. Строение выглядело довоенным. Посмотрев на прибор, он понял, что достиг места назначения. Стрейкен бросился вперед. Охранник около склада посмотрел на него без всякого интереса.

Этот пригорок был самой высокой точкой на причале, так что из форта вся гавань была видна как на ладони. Сейчас крепость была пустой, но бойницы в стенах говорили о том, что когда-то там были пушки. Они давно исчезли, и, взбираясь по ступеням, Стрейкен боялся, что вообще ничего там не найдет.

Но он ошибся.

Стрейкен сразу же узнал ее. Прекрасная дама из детского стишка, который любил повторять его отец. И она сидела на белой лошади.

И дама, и лошадь были каменные. Сверху их покрывал футляр из органического стекла. В углу мигал огонек включенной сигнализации. На скобке в известняке в качестве дополнительной зашиты была установлена камера слежения, а металлическое заграждение, доходившее ему до пояса, не позволяло приблизиться к самому футляру.

Около полутора метров высотой, статуя стояла лицом к морю. Она была вырезана из цельного куска белого камня и поражала своей простотой. Хотя за годы камень покрылся пятнами, лошадь производила очень сильное впечатление. Она стояла гордая, как будто на параде. У нее были выразительные печальные глаза, пухлые губы, подстриженная грива и перевязанный хвост.

Изящная наездница держала поводья в одной руке, другая была вытянута вперед. На ладони лежал драгоценный камень. Круглолицая, с прямыми волосами, в развевающихся одеждах и украшенная драгоценностями. С загадочной улыбкой Моны Лизы.

— Там прекрасная дама на белом коне, — произнес Стрейкен вслух. Никакого сомнения: та самая всадница.

Он внимательно прочитал надпись на табличке. Там указывалось, что это Гун Дэтянь, китайская богиня удачи. Драгоценный камень в ее руке был жемчужиной, выполняющей желания. Она принадлежала к династии Хань, и Сингапурский совет по искусству определил, что она изготовлена в сотом году нашей эры. В Сингапур она попала в восемнадцатом столетии. Считалось, что она приносит удачу морякам, покидающим порт. Гамильтон упадет, если увидит ее. Должно быть, статуя стоит целое состояние.

«Стоит целое состояние». Что, это действительно его наследство? Он может как-то на нее претендовать? Это казалось вполне вероятным. Статуя стоила того, чтобы ради нее объехать пол мира. Стрейкен не мог оценить ее, но предположил, что скульптура старше двух тысяч лет, вполне возможно, окупит небольшой теплоход для плавания в Карибском море.

Но что ему делать теперь? Украсть? Может быть, это собственность его деда? Может быть, она была военным трофеем? Может быть, он отобрал ее у японцев, а сингапурцы отдали ему ее в качестве благодарности? Возможно, где-то сохранились бумаги, подтверждающие права семьи Стрейкенов на эту статую? Может, дед купил ее у кого-то, кто ничего не знал о ее реальной стоимости? «Реальной стоимости». Гамильтон говорил, что Стрейкен должен был увидеть реальную стоимость запонок, но то, что он увидел, было что-то непонятное. Вопросов у Стрейкена была много. Ответов — ни одного.

Он вышел на залитую солнцем улицу и закурил. Ему необходимо было подумать. Ответ заключался именно в том детском стишке, в этом Стрейкен был уверен. Иначе зачем отец столько раз повторял его, желая, чтобы Стрейкен выучил стишок наизусть? Иначе зачем отец взял с него обещание никому никогда его не рассказывать?

Стрейкен улыбнулся и глубже затянулся «Кэмелом». Ему всегда казалось, что стишок на самом деле довольно дурацкий, с многочисленными повторами и плохо выдержанным размером.