Николай Чергинец - За секунду до выстрела

Мочалов слушал женщину, а сам боялся пошевелиться. Еще бы! Вполне возможно, что она говорит о человеке, поимка которого стала для Мочалова и Славина целью жизни.

— Вы не запомнили, на какую фамилию было выписано удостоверение?

Старушка отрицательно покачала головой.

— Знаете, когда я проверяла карманы, то вся дрожала. Этими делами никогда раньше не занималась, а тут — страх один. Казалось, если бы он открыл глаза, я, ей-богу, не сходя с места, умерла.

Мочалов, стараясь не пропустить ни одной мелочи, записал ее показания и, прощаясь, сказал:

— Спасибо вам, Станислава Валентиновна. Вы только никому не говорите о нашей беседе.

— Что вы! Я сама хотела вас просить об этом.

— Ну, а если появится ваш квартирант, то вы мне позвоните.

Старушка ушла, а старший лейтенант взволнованно заходил по кабинету: «Неужели это удача?! Неужели мы сможем напасть на след преступника? Что предпринять? Стоп, старший лейтенант! Успокойся!»

Он заставил себя сесть снова за стол и внимательно прочитать объяснение Ермоловой. Читая, он одновременно делал короткие записи. Мочалов находил все новые моменты, которые надо будет уточнить у Ермоловой при следующей встрече. Наконец он понял, что успокоился, и позвонил Славину. Майор был у себя. Он выслушал Мочалова и предложил:

— Ваня, ты побудь у себя, а я схожу к Лисицыну и попрошу разрешить мне вместе с тобой проверить этот сигнал.

Славин направился к дверям, а навстречу ему — Лисицын. Он хмуро предложил:

— Ну, что, работничек, пошли к начальнику управления.

Такое обращение удивило и даже слегка обидело Славина, и он, молча, гадая, что случилось, зашагал рядом с полковником по длинному коридору. Они спустились с четвертого на второй этаж и вошли в кабинет начальника управления. Генерал был в кабинете один, улыбнувшись, он спросил у Славина:

— Как ты считаешь, Владимир Михайлович, отчего Лисицын не в духе? Посмотри, какой сердитый.

Славин пожал плечами, считая неуместным для себя поддерживать шутливый тон генерала. Ведь разговор шел о его непосредственном начальнике, которого Славин глубоко уважал, а его хмурый вид мысленно объяснял какой-нибудь неприятностью. Генерал снова обратился к Славину:

— Так не знаешь, отчего полковник зол?

— Нет, товарищ генерал.

— А я знаю. Он рассердился на весь белый свет, да заодно и на меня, за то, что одного из лучших его сотрудников хотим забрать на другую работу. Суди сам: разве прав он, когда становится на пути человека, идущего на повышение?

— Да не против я, товарищ генерал, — наконец заговорил Лисицын, — просто в последнее время слишком много у меня людей забрали. И ладно, если бы на повышение, а то просто переманивают в другие службы обещаниями да посулами: то квартиру быстрее получит, то объем работы при той же зарплате будет иметь меньший, то нервы реже себе трепать будет. Конечно, работа в уголовном розыске — не мед. Но нельзя же таким образом профессиональное ядро разрушать, ведь раскрывать преступление не каждому дано. Ну, а что касается Славина, то сам вижу, что пора его выдвигать: и трудом, и умом он это заслужил, да и мне приятно, что начальником милиции будет сыщик. Значит, и работа по раскрытию преступлений будет вестись на должном уровне.

Генерал взглянул на Славина:

— Понял, в чем дело?

Отвечать на этот вопрос было сложно. Славин понимал, что предложение о назначении на другую должность должно исходить непосредственно от начальника управления, и поэтому схитрил:

— Понял только то, что из-за меня разгорелся какой-то сыр-бор.

— Поясню. Мы решили тебя назначить начальником районного отдела. Как ты на это смотришь?

— Я солдат. Как прикажете, так и поступлю.

Лисицыну было действительно жаль расставаться с хорошим сотрудником, но он знал, что плохих сотрудников не выдвигают на повышение, и поэтому хмуро сказал:

— Соглашайся, Славин. Я же понимаю, что тебе расти надо. Может, дай бог, сменишь меня, старика, на этом месте. Я только рад буду.

Было ясно, что вопрос о его назначении решен, поэтому Славин не стал упираться и дал согласие. После этого он доложил генералу и полковнику о сообщении Мочалова. Генерал взволнованно воскликнул:

— Неужели зацепимся?

Начальник управления прошелся по кабинету, достал сигарету, помял ее в руках, но, задумавшись, не стал прикуривать, а стоял у окна и смотрел, как на землю падают редкие снежинки, потом повернулся к Славину:

— Ты назначаешься начальником райотдела, где работает Мочалов, тебе и карты в руки. Сдавай, Владимир Михайлович, дела и приступай к новой работе. Твоя кандидатура согласована с райкомом партии и исполкомом. Завтра повезу тебя представлять.

Славин вышел. Генерал, глядя на начальника уголовного розыска, сказал:

— Я специально поручил Славину проверить этот сигнал. Сам знаешь, что у него творится на душе. Ты же, Леонид Федорович, свяжись с Гродно да и Славину помоги.

— Есть, товарищ генерал. Я и сам бросился бы на это дело.

— Знаю, но нам с тобой надо понять Славина. Он же в мирное время потерял двух своих двоюродных братьев, и задержать убийцу — не только его обязанность, но и право.

Зима пришла ранняя, с сильными морозами и вьюгами. Иной раз Славину казалось, что он опять находится в Сибири. Ночами от сильных морозов громко стреляли деревья и даже дощатые заборы.

Хлопот у молодого начальника было много. Обстановка в районе, куда его недавно назначили, была в оперативном отношении тяжелой. Мочалову и Новикову, которым начальник отдела поручил розыск пропавшего квартиранта Ермоловой и его дружков, пока не везло. Они как сквозь землю провалились. Положение осложнялось еще и тем, что в районе почти ежедневно были происшествия, и Славину приходилось много внимания уделять текущим делам. Работников милиции беспокоили воры, а ночами на отдаленных от центра улицах города действовал опасный преступник. Он неожиданно появлялся перед прохожими одинокими женщинами и грабил их. Лицо его, по словам потерпевших, было закрыто маской, в руке — нож. Вот, пожалуй, и все, что было известно о нем работникам милиции. Грабитель уже совершил шесть нападений, и все шесть потерпевших даже одежду его называли по-разному.

Владимир Михайлович приказал дежурным о каждом таком случае сообщать ему лично в любое время.

Вот и сейчас, стоя на сильном морозе, он дожидался машины из райотдела и думал: «Даже время он выбирает разное. Сегодня вышел на „промысел“ ровно в два. На прошлой неделе — в половине первого, тридцатого ноября — в двадцать три часа...»

Преступник, как волк, появлялся неожиданно, совершал ограбление и исчезал, с тем чтобы через несколько дней, а порой и недель, объявиться снова, но обязательно в другое время. Оперативные группы милиции сбились с ног в поисках.