И. Глебов - Подвиг продолжается

— Ага.

Несколько раз за ночь то один, то другой задержанный пытался незаметно пробраться к двери. И в ту же минуту на печи простуженно кашлял мальчишка, а потом раздавался строгий голос Васильева: «Назад!..»

Ночь прошла без происшествий. Спозаранку колонна ушла в промерзлую степь. Прощаясь, Васильев нежно погладил русоволосую головку спящего мальчика и тихо произнес:

— Спасибо, сынок.

К вечеру колонна добралась до Светлого Яра. Когда задержанных водворяли в помещение, один из них, злобно сверкнув глазами, процедил:

— Твое счастье, начальник, что ты с мальчонкой придумал нас караулить. А то был бы тебе ночью каюк.

Васильев сдержанно заметил:

— Я предусмотрительный...

Недавно мне пришлось побывать в Жирновске. Начальник отделения вневедомственной сторожевой охраны при Жирновском РОМ капитан милиции Иосиф Тихонович Мисюрин в тот вечер допоздна задержался на службе. Разговорились. Меня интересовали здешние ветераны милиции.

— Я сам ветеран, — сдержанно улыбнулся Мисюрин. — Считай, четверть века уже отслужил.

Незаметно разговор перешел к минувшей войне. Иосиф Тихонович особо остановился на тех днях, когда сжималось тугое кольцо окружения вокруг немецкой группировки под Сталинградом.

А потом его рассказ дополнил старший инспектор областного управления охраны общественного порядка майор милиции Алексей Петрович Васильев.

Так воскресли эти эпизоды героического прошлого.

Знакомя нас, начальник отдела уголовного розыска сказал:

— Позвольте представить: подполковник милиции Сенькин. Вас удивляет, почему он не в форме. Охотно поясню. Оперативным уполномоченным уголовного розыска противопоказано ходить на виду у всех в форме. Вот на смотре вы можете увидеть Ивана Петровича при всех знаках отличия.

Четверть века милицейской службы за плечами Ивана Петровича. И все двадцать пять лет, с тех пор, как закончил он Бакинскую школу милиции, — в уголовном розыске. Немногие могут похвалиться таким постоянством. А у Ивана Петровича даже тут, в уголовном розыске, есть свой, если можно так выразиться, профиль работы. До недавнего времени в отделах уголовного розыска были отделения по раскрытию особо опасных преступлений. Вот эти «особо опасные» и есть призвание старшего оперуполномоченного уголовного розыска Управления охраны общественного порядка подполковника милиции Ивана Петровича Сенькина.

Иван Петрович хотя и саратовец, но с полным правом считает себя волгоградцем. Свыше двух десятков лет воюет здесь с преступниками. Область нашу, как говорится, на память знает, во всех районах не раз приходилось ему вести розыск.

Выслушав столь исчерпывающую характеристику, я попросил Ивана Петровича рассказать несколько интересных случаев из его богатейшей практики.

— Согласен, но с одним условием, — сказал Сенькин, — чтобы в печати было без лирики: только факты и факты, без всякого домысла.

Я постарался выполнить это условие и строго придерживаюсь его рассказа...

В хуторе Третьи Чиганаки хорошо знали Василия Ивановича Любашина. Он одним из первых в колхозе сел на трактор и с тех лор бессменно работал механизатором. Когда грянула война, ушел на фронт. Первый бой принял в Сталинграде, а закончил войну в Берлине. Вернулся и снова сел за трактор.

На колхозном поле и дома Василий не знал усталости. Построил новый, тесом крытый домик. Посадил сад. Жил мирно, хорошо. Жена его Дарья за семнадцать лет не могла нарадоваться на мужа да на единственную дочь, черноглазую Олю.

И вот... Однажды, в субботний осенний день, Василий уехал вместе с дочерью на базар в Михайловку и домой не возвратился.

...Лесник, ранним утром обходивший свои владения, увидел в стороне от грейдера, под дикой яблоней, фургон. На нем спал мужчина, а под телегой свернулась калачиком девушка. Невдалеке паслись быки. «Всю ночь, видно, ехали», — подумал лесник и неторопливо побрел дальше: мало ли тут проезжает и ночует людей.

На следующий день лесник вновь делал обход. И вздрогнул, увидев тот же фургон. Быков уже не было. Лесник приблизился и похолодел: и у мужчины, и у девушки были окровавлены головы...

Вместе с работниками Михайловского райотдела милиции (трагедия произошла в 30 километрах от районного центра) мы осматриваем место происшествия. Убийца действовал огнестрельным оружием. Судя по позе убитых, он застрелил их, видимо, спящими. После долгих поисков в земле мы нашли пули.

У мужчины документов не было. Зато у девушки обнаружили письмо, извещавшее О. В. Любашину о том, что она зачислена на учебу в Михайловскую школу механизации сельского хозяйства.

Хутор Третьи Чиганаки встретил нас отчаянным лаем собак. А в доме Любашиных царило смятение. Жена Василия Ивановича второй день лила слезы, и мы не знали, как сказать ей самое страшное. Но пришлось.

Вернувшись в Михайловку, мы добывали у знакомых Василия Ивановича, в доме которых он обычно ночевал. По их словам, Любашины купили мануфактуры, кое-что по мелочи и под вечер выехали домой. С ними на подводу сел рослый, с крупным мясистым лицом парень, одетый в поношенную телогрейку. Он попросил подвезти его на окраину Михайловки.

— Вам не приходилось встречать его ранее? — спросил я.

— Нет, первый раз видели.

Несколькими группами мы повели поиски одновременно во многих населенных пунктах. Нужно было узнать, кто он, попутчик Любашиных, и найти людей, которые, возможно, встречались с Любашиными по дороге. Как и всегда в таких случаях, помощников у нас нашлось немало.

Интересные сведения сообщил начальник штаба местной дружины Петр Никитин. Один из жителей хутора Вторые Чиганаки в тот воскресный день, когда разыгралась трагедия, ездил в Михайловку и вечером возвращался с односельчанами домой. За хутором Левин, у дикой яблони, их встретил мужчина в защитной форме, кажется, в кителе, на левой щеке его или синяк, или родимое пятно (в темноте трудно разобрать). Он долго шел за телегой, пытался вступить в разговор, заглядывал в корзины. Мужчина в защитной форме показался колхозникам подозрительным, и они свернули на огонек бригадного стана, светившийся в стороне от дороги. Там и заночевали. А наутро поехали домой.

Может быть, в обоих рассказах фигурирует один и тот же человек? Впрочем, первый был в старой телогрейке, высокий, с мясистым лицом без видимых примет. Второй же незнакомец — в офицерском кителе, среднего роста да еще с пятном на левой щеке. Конечно, преступник мог сменить одежду, даже посадить «родимое» пятно на лицо. И насчет роста колхозники могли ошибиться: у каждого свой глазомер... Однако проверить надо. Людей с родимыми пятнами на лице не так много. Всего лишь один такой нашелся в близлежащем хуторе. Белокурый, худощавый, лет под сорок.