Луи Буссенар - Приключения парижанина в Океании

— Знаешь, не по мне все-таки этот экватор, солнце здесь способно самого заправского моряка превратить в тряпку, оно все мозги может тебе расплавить.

— Да уж, здешнее солнце отличается от того, под лучами которого у нас во Франции зреют вишни в Монморанси или виноград в Сюрсене. Но, будем справедливы, эти большие деревья, эти прекрасные плоды, эти великолепные цветы вполне вознаграждают нас за муки. Потерпеть кораблекрушение у этих берегов, пожалуй, можно считать редкой удачей. По-моему, сто раз лучше загорать под палящим солнцем, по соседству с кайманами и очковыми змеями, чем замерзать в гостях у белых медведей.

— Не спорю. Но, признайся, здешние душные и долгие ночи начинают в конце концов действовать на нервы. А днем работать можно лишь с шести до девяти утра и с трех дня до шести вечера, в общем счете шесть часов в день, а восемнадцать часов волей-неволей приходится бездельничать. Это уж слишком.

— Слава Богу, мы из тех, кто и за шесть часов способен своротить горы.

— Потому-то я повторяю: за работу!

— Да. Займемся мукой. Чтобы не терять драгоценного времени, я с твоего позволения, распределяю обязанности.

— Слушаю твою команду.

— Во-первых, нужно срубить эту кокосовую пальму, на ней не меньше дюжины еще незрелых орехов.

Хватило пяти или шести ударов топора, и стройная пальма с глухим шумом упала на землю.

— Готово, — ответил Пьер Легаль.

— Видишь этот волокнистый мешочек с тонкими табачного цвета петлями, который опутывает у основания хвост каждого ореха?

— Вижу, конечно.

— Мы используем их как фильтры, когда после обеда начнем просеивать сердцевину ствола саговой пальмы. Их следует снять очень осторожно, чтобы не повредить.

— Готово!

— Теперь надо каждому из нас срубить толстую палку или даже, вернее, дубину.

— Это дело нетрудное, через четверть часа ты их получишь.

— Хорошо, а сейчас выберем подходящее дерево. Думаю, эта пальма — то, что нам нужно. Не слишком высокая, не слишком толстая, метров шесть высоты и метр с четвертью в диаметре, и если судить по этой легкой желтоватой пыльце, которая покрывает листья, то в ней полным-полно вкуснейшей муки.

— Ее надо будет затем разрубить на небольшие чурбаки?

— Все в свое время. Теперь, когда у нас есть пестики, нам нужна ступка.

— Пожалуй, ты прав. Но где взять эту ступку?

— Все очень просто. Толщина самой древесины не больше трех сантиметров. Надо очень осторожно спилить ствол, на высоте сантиметров двадцати пяти от земли.

— Черт побери! Какая твердая древесина.

— Но, слава Богу, древесина очень тонкая.

— Смотри-ка, она рыжеватая, как кирпич.

— Это только внизу, выше она матово-белого цвета. Несколько ударов пестика — и все, что находится внутри, превратится в пыль.

— Понял. Освобожденный от сердцевины пень и станет нашей ступкой. Ну и умен ты, дружище.

— У нас уже есть и ступка и пестик, теперь нужны лоток для промывки и корзины. Лоток делаем мы, а корзинами займется Виктор. Если плести их из этих гигантских листьев, то в каждую можно будет сложить килограммов двадцать мякоти, средняя часть листа отличается удивительной прочностью, а из волокон этих листьев можно вполне было бы сделать трос для грузовой стрелы.

— Принимайся за работу, Виктор, и приготовь каждому из нас по корзине.

— Холосо! Холосо! Моя может это делать.

— А лоток мы сделаем из верхушки дерева, отпилив ее у самой кроны.

Фрике проделал эту операцию очень ловко. С помощью топора, пилы и абордажной сабли он снял широкую полосу коры, не повредив при этом кроны, ставшей как бы основанием для чана.

— Теперь все в порядке. Все нужные инструменты, кроме фильтра, мы изготовили из самóй саговой пальмы. А как продвигаются твои корзины?

— Сколо, сколо, Флике… Сколо моя сделает две колзинки, сколо тли.

— Теперь надо разрубить ствол на чурбаки в метр длиной, а потом выбрать оттуда сердцевину.

— Тысяча чертей! Столько приготовлений, чтобы достать это густое, похожее на сморщенное яблоко тесто, его же можно просто рукой достать.

— Попробуй, если получится.

Боцман засучил рукава рубашки, обнажив мускулистые, привыкшие к тяжелой работе руки.

— Это проще простого.

Фрике улыбнулся. Пьер обеими руками с силой потянул густую сердцевину на себя и убедился в бесполезности своих усилий.

— Черт подери, — проворчал он с комическим вздохом, — хлеб плотно пришвартовался к квашне.

— Пришвартовался, хорошо сказано. Смотри. — Фрике поскреб слегка своей саблей мучнистую мякоть, обнажив очень тонкие, но прочные деревянистые волокна, пронизывающие горизонтально эту массу. — Видишь эти тонкие веревочки?..

— Ах, вот оно что! Как же можно разорвать эти чертовы нити? Они так крепко прикреплены к стволу, словно тут поработал умелый марсовой.

— Вот потому нам и нужна дубина. Надо сперва хорошенько растолочь сердцевину, а затем высыпать ее в ступку.

— Хорошо, а что дальше?

— Увидишь.

Оба друга, обладавшие недюжинной силой, взяли по дубине и стали бить по сердцевине дерева, затем уже размягченную массу они высыпали в ступку. Первый отрезок ствола был совершенно пуст, остались лишь стенки цилиндра толщиной в три сантиметра, это было похоже на чугунную трубу, наподобие тех, что используют в городе при прокладке водопровода.

— Теперь уже в ступке нам надо превратить эти куски в муку, а затем мы промоем ее.

— Работа в этой пекарне не кажется мне слишком утомительной. Заготовить так быстро пропитание — одно удовольствие. Вот только никак не могу понять, почему туземцы, у которых достаточно и рыбы, и дичи, и такого хлеба, едят еще и человеческое мясо.

— Это тем более удивительно, что каждый, даже самый нерасторопный дикарь, вполне может за каких-то шесть дней заготовить себе хлеба на целый год.

— Невероятно! А ведь наши мужественные рыбаки и умелые земледельцы трудятся не покладая рук целый год и едва сводят концы с концами.

— Да, — согласился Фрике с глубоким вздохом, — когда я вспоминаю свое сиротское детство, свою полуголодную жизнь, вспоминаю все, мною пережитое, я невольно думаю: «Повезло же жителям этого солнечного края!» Посуди сам, — продолжал он, не переставая толочь мучнистую мякоть. — Такое дерево высотой в семь метров, имеющее в диаметре метр тридцать, может дать тридцать мер муки по пятнадцать килограммов каждая, а из одной меры можно приготовить шестьдесят лепешек. Человеку не съесть больше двух лепешек зараз, а пяти таких лепешек вполне хватит на день. Этих тысячи семисот лепешек, которые весят вместе от четырехсот пятидесяти до пятисот килограммов, вполне достаточно человеку на год. Заготовить их не составляет труда: чтобы справиться с одним деревом, двоим достаточно и пяти дней. А поскольку саговая мука прекрасно сохраняется, то туземец за десять дней может обеспечить себя на целый год, а потом спокойно греться на солнце.