Владимир Туболев - Воробьиная ночь

В чужом пиру похмелье.

— Командир, по-моему, вот эта подходяща, — сообщает второй пилот, указывая рукой в сторону своей форточки. — Взгляни-ка.

Останин закладывает крутой вираж, внимательно присматривается.

Да, пожалуй. Что-то наподобие небольшого плато, и, кажется, площадка довольно ровная. Вокруг — ни кустов, ни посадок, голые холмы, засаде скрыться негде. Он делает стандартный разворот, снижается до ста метров и проходит, внимательно изучая землю. В то же время он засекает по секундомеру время.

Когда площадка кончается, он включает секундомер. Почти минута. Чуть больше четырех тысяч метров. Этого ему с запасом хватит, чтобы сесть и взлететь с ходу, без разворотов. Ни к чему ему терять лишние секунды.

— Как, на твой взгляд, грунт? — спрашивает он Гену.

— По-моему, подходит. Ям и выбоин я не заметил.

— Садимся. Бортмеханик! — поворачивается он в сторону фюзеляжа. — В кабину! Займи свое место!

Михаил усаживается перед пультом, пристегивается.

— Подготовку проводим без карты, — говорит командир. — Пилотировать буду я. Доложить готовность к посадке.

— Бортмеханик к посадке готов.

— Второй — готов.

— Выпустить шасси.

Глухой удар под фюзеляжем, загораются лампочки.

— Шасси выпущено.

— Закрылки пятнадцать.

— Выпущены на пятнадцать.

— Закрылки тридцать восемь.

— Выпущены. — Одновременно бортмеханик начинает отсчет высоты по радиовысотомеру: — Семьдесят метров… шестьдесят… пятьдесят…

— РУД — двадцать!

— Есть двадцать!

Командир неотрывно всматривается в набегающую землю. Едва заметными движениями штурвала и педалей он нацеливает самолет на начало площадки. Земля неудержимо несется навстречу.

Это не первая посадка Останина на грунт. Но это первая посадка, о которой он ничего не знает. Не знает ни прочности грунта, ни коэффициента сцепления, ни того, не окажется ли не вовремя под колесами какая-нибудь выбоина, колдобина или выброшенный за ненадобностью горшок. И он немного нервничает.

— Десять метров.

Командир начинает выравнивать машину. Касание. Стучат амортизаторы. Самолет бежит по земле.

— РУД — ноль! Винт с упора!

— Ноль. С упора снят.

Самолет довольно сильно потряхивает. Еще до остановки командир приказывает:

— Бортмеханик — в фюзеляж! Открыть рампу, вышвырнуть все из самолета. Гена, помоги ему.

— Только чеченцев или груз тоже?

— И то, и другое.

— Но, командир…

— Сбросить! И скажи чечне, что они где-то в двадцати километрах от своего Гудермеса.

Куда ехали, туда приехали, угрюмо думает он. Почему мы всегда поступаем так, как будто в мире есть что-то важнее жизни? А, плевать. Он обессиленно откидывается на спинку сиденья и опускает руки. Прикрывает глаза. Двигатели работают на малом газе. Он слышит тонкое пение сервомоторов, откатывающих под фюзеляж рампу и двигающих транспортер. Слышит сзади голос Аслана:

— Спасибо командир.

— Убирайтесь, — говорит он, не оборачиваясь.

Устал он от всего этого до тошноты.

Стук падающих на землю ящиков, потом пение моторов и хлопок вставшей на место рампы. Второй пилот и бортмеханик возвращаются в кабину.

— Чечены высажены, груз сброшен, рампа закрыта, — докладывает бортмеханик.

— Хорошо.

— Командир, ты знаешь, что мы везли? — спрашивает второй пилот.

— Знаю.

— Вряд ли. В ящиках — чистый речной песок.

— Что-о?!

— Желтенький.

— Правильно, песок, — подтверждает бортмеханик. — Я такой копал возле речки, когда бетонировал фундамент. — Он смотрит на командира сплошным недоумением. — Зачем им было везти песок, если его здесь — выше ушей?

— Откуда вы знаете?

— А несколько ящиков разбилось, когда я транспортер включил.

Командир склоняется к штурвалу, опускает на него руки. Кладет на них голову и начинает неудержимо хохотать.

— Мама моя родная… Своя свояша обос… краша…

— Командир, что тут смешного?

Он вытирает слезы.

— Верно. Что тут смешного? Грустно это, правда, ребятки? — он выпрямляется. — Экипаж, занять места!

Когда второй пилот и бортмеханик усаживаются, он открывает форточку и выбрасывает в нее пистолет.

— Гена, Миша, давайте сюда ваши пушки.

Те передают ему оружие. Оно тоже летит за борт. Останин задвигает форточку.

— Экипаж, взлетаем! Винт на упор, РУД — сто!

Двигатели взвывают.

18 марта 1997 г.