Станислав Родионов - Искатель. 2004. Выпуск №10

- При условии. Ты кого любишь? - перешла она на обращение попроще.

- Жену, родителей…

- Еще?

- Других просто уважаю.

- Ты должен любить только одного человека.

- Маму?

- Нет, себя. Тогда станешь самодостаточен, самобытен и самостоятелен. И придет успех.

Ее мысль мне понравилась. Но я хотел что-то сделать… Ага, выпить кофе. Однако рука Амалии Карловны опередила - налила очередную рюмку. Кто сказал, что кофе лучше водки?

- А здоровье? - спросил я, имея в виду не самодостаточность, а повод для тоста.

- Что-нибудь болит?

- Иногда трудно согнуться.

- Сергей, это позвоночник.

- Шнурки на ботинках не завязать.

- Носи ботинки без шнурков.

- Тогда, Карловна, пиши.

- Что?

- Рецепт на ботинки без шнурков.

Мы выпили-таки за здоровье. А кто, собственно, не здоров? Я куплю ботинки без шнурков. Амалия Карловна пышела здоровьем, как свежесорванный персик. Впалость щек и очерченность губ само собой, но цвет кожи… Золотистый! А взгляд? Глаза, там, за склеенными ресничками, улыбались мне - конечно, вместе с губами - как старому другу.

- А кофе? - вспомнил я.

- Что мы сидим на кухне, как бедные родственники? Переместимся.

- Вместе с кофе, - уточнил я.

Мы переместились и с кофе, и с бутылкой, по-моему, уже с другой. Я спохватился: у меня же к ней сто вопросов по экстрасенсорике, по биополю, по биолокации, по иррациональным явлениям, по ясновиденью, по яснослышанью…

Карловна ушла подогревать кофе. Я сидел на диване… Нет, не на диване, а на каком-то мягком ковчеге; тогда уж не на ковчеге, а в ковчеге. И оглядывал комнату. На стенах плетеные корзинки и разнообразные светильники. По полу разбросаны маленькие розовые коврики.

Хозяйка принесла кофе и объяснила:

- Я придерживаюсь японского стиля.

- В смысле… риса?

- Прямолинейность, определенность и повторяемость недопустимы.

- Однако, с водочкой мы повторялись, - заметил я.

Карловна пододвинула маленький столик, объяснив, из чего он:

- Из бразильского джакаранда.

- Неужели? - удивился я, что в Бразилии растет джакаранд, если только это дерево.

- А вон те стулья обиты акульей кожей.

Интереса к ним я не проявил, потому что акульих зубов не увидел. Меня потянуло на кофе. По вкусовым качествам оно показалось ниже водки: если та пахла сосновой почкой, то кофе отдавало просто бочкой, огуречной. Но жажда заставила выпить следующую чашку. Я бы и третью выпил, если бы не чудо…

Халатик-то, цельносшитый, полураспахнулся. Под ним оказались ножки, две, желтые и сдобные, будто только что испеченные. Я не удивился, потому что в моде вседозволенность.

- Сережа, хочешь поцеловать?

- Тебя?

- Нет, мои колени.

- Зачем?

- Они пахнут киви…

Что-то случилось. Ко всем частям моего тела прилил жар, смешанный с зудом. Я понял, что умру, если не поцелую киви… Все обилие ламп меркло долго и медленно. Киви…

Глаза открылись после приложенного усилия. Что, где?.. Сперва надо определиться в пространстве. На стенах вязаные корзиночки, потухшие лампы… Пространство знакомо. А время? За окнами светло, за окнами ярко… Я глянул на свои наручные часы - девять утра. Значит, проспал вечер и ночь…

Я поёрзал от физического дискомфорта. Обнажённый я, в смысле, голый. На мне лишь часы и нет трусов, без которых спать не привык. Кто их мог снять? Лежу на диване-ковчеге, вернее в диване-ковчеге…

Повернулся я резко, словно захотел поймать снявшего трусы. Меня тут же передернула судорога - от ног до макушки…

Рядом со мной, тоже без признаков одежды, лежала желтокожая старуха без волос и без грудей…

Я прыгнул на пол и стал одеваться быстрее солдата, поднятого по тревоге. Руки не попадали в рубашку, ноги-в брюки… Я трясся, как припадочный. Все-таки оделся…

Амалия спала. Я пробежал на кухню за портфелем и оглядел стол. Пустая бутылка из-под водки «Гостиный двор». Таблетки и пузырьки… «Берлидорм-5»… Ага, для меня, редкое снотворное, смесь нозепама с ментолом, да плюс водка… А зачем шприц? Ведь снотворное в таблетках, бросается в рюмку…

Я открыл портфель - пистолет цел. Удостоверение в кармане, очки на мне. Неужели Амалия наркоманка?

Меня опять бросило к столику с пузырьками и рецептами. Импортные… Понимаю через слово. Так, бальзам для инъекции… Предназначен для мгновенного действия… Какого действия? Повышает потенцию.. Умственную, что ли? Эрекция не исчезает несколько часов… Очевидная разгадка ползла ко мне гусеницей. Я не верил… Не нужны Амалии ни пистолеты, ни деньги… Она мне, пьяному, сделала укол. Ради эрекции на несколько часов, на ночь… Я схватил портфель, покопался в дверных запорах и выскочил на улицу, на свободный утренний воздух…

Голова не болела, хотя слегка поташнивало. Болело в промежности и в области таза. Но другая боль, не физическая, тупо стучала в грудную клетку откуда-то изнутри, от сердца.

Надо разобраться, что случилось… Я даже приостановился, чтобы, значит, разобраться. Что случилось… Да ничего особенного: невропатолог изнасиловала следователя прокуратуры.

Шел я ускоренным шагом. Куда? В никуда.

- Педик, с утра набрался, - отбросил меня парень, в которого я врезался. Видимо, меня пошатывало. Но почему педик? Ага, я не брился и не умывался. Надо в парикмахерскую…

Разбитной мастер мне сообщил:

- Вас трудно брить.

- Почему?

- Нервное подвижное лицо. У вас что-то случилось?

- Да, любовная история.

- Потеряли женщину?

- Наоборот, приобрел лишнюю.

- Эка печаль! У меня их две, и обе по делу.

- Не понял…

- Я люблю толстеньких, такую и взял в жены. А теперь в моде худые. С женой в общество не пойдешь. Для этой цели завел вторую, тонкую и костистую.

Я попросил его не жалеть одеколона - вместо умывания. И опять зашагал в никуда, подгоняемый раскаленными мыслями…

Выходило, что я интересовал Амалию только как сексуальный партнер. И она не побоялась пойти на эту акцию? А чего бояться? Я что - жаловаться стану? Кому: начальнику следственного отдела или прокурору области? Мол, докторша заманила на квартиру, напоила, уколола и всю ночь того…

Видимо, бритье с одеколоном мой лик не взбодрило, потому что какой-то встречный мужик сообщил негромко:

- Братец, унынье - это тяжкий грех.

- Что же делать?

- Выпить. Пойдем?

- Нет, спасибо.

Люди свободно читали по моему лицу. На нем написано, чем я занимался ночью. Блуд на нем и грех. Не по моей же вине. Но что же это за следователь, которого можно подпоить и уколоть? Ведь если узнают в прокуратуре, то придется уходить с должности или сгореть со стыда.

Я свернул в скверик и отыскал пустую скамейку… Главное, что сделала Амалия, - она меня унизила. Но ведь никто не узнает. Если вина… Мысль, вернее догадка, расстелилась почти радостью - я забыл, что Амалия колдунья. Не опоила она меня и не уколола - загипнотизировала, и у меня с ней ничего не было…