Евгений Кривенко - Там, где была тишина

— Что же вы, что же вы! Ловите его, ловите!

Это закричала Нина. В тот же миг пограничники бросаются к вершине горы.

Нина опускается на землю. Тело ее содрогается от рыданий. Макаров силится успокоить ее. Она выкрикивает сквозь рыдания:

— Это они убивают людей. Это они. Этот в чалме приходил к Курлатову. Они встречались в вагоне. Сначала они думали, что я вместе с ним уеду за границу. А когда я отказалась, они отпустили меня. Но сказали, чтобы я молчала. Иначе меня ждет смерть.

— Успокойся, Нина, — волнуется Макаров. — Его схватят. Успокойся, пожалуйста.

К Нине подбегает Наталья и Маруся. Они успокаивают ее, пытаются увести.

— Где он? — боязливо озирается она. — Вероятно, и Курлатов где-то близко. Они что-то задумали.

— Успокойся, — гладит ее по голове Наталья. — Разве так можно? Их всех сейчас переловят, ты увидишь…

Толпа постепенна редеет…

В небе парит большой горный орел. Он долго кружит над горами, над степью, опускаясь все ниже и ниже. Когда все отсюда уйдут, он сядет на вершине и, гордо озираясь, будет оглядывать свои владения.

Вася Сокол ушел было со всеми, потом задержался и возвратился к свежей могиле.

Там, бессильно опустив руки, стояла Маруся. Две скорбные складки обозначились у ее губ. По ним стекают горькие женские слезы. Не кричит она, не причитает, стоит неподвижно, словно окаменев.

— Пойдем, Маруся, — просит ее Вася. — Поздно уже. Вечереет. И холодно стало.

Он снимает пиджак, накидывает на плечи Маруси.

— Пойдем, — повторяет Вася. — Его не вернешь. Жалко, но не вернешь. Пойдем.

Маруся тяжело, прерывисто вздыхает и послушно уходит вместе с ним…

Опытный глаз сразу же отличит текинский ковер от иомутского, а иомутский от кызыл-аякского. И подобно тому, как один ковер отличаемся от другого, так и жилища разных племен отличаются друг от друга. Уж никак не спутаешь усадьбу туркмена-эрсаринца с жилищем туркмена-мукры, хотя живут они в одной и той же приаму-дарьинской местности. И в любом случае можно отличить жилище бедняка от жилища бая.

Высящийся над всеми постройками двухэтажный учек (башня), или, как называют его в других местах, оммар, неопровержимо говорил о том, что Дурдыев принадлежал к баям — богачам эрсаринского племени.

Вся его усадьба была отгорожена от внешнего мира глухой стеной, сложенной из девяти рядов пахсы — набивных блоков из плотного леса. При такой высоте никакой вор не сможет заарканить овцу и вытащить ее наружу. Внутри размещались многочисленные постройки, хранились несметные богатства. Да, Солдатенков был прав, это была крепость. Но это была и тюрьма.

Вот уже третий день Мамед ищет Дурсун. Он уже побывал у ее родителей, живущих в соседнем ауле, но девушки там не оказалось. Он решил возвратиться и искать ее в доме Дурдыева.

Когда он на взмыленном коне прискакал к воротам усадьбы, навстречу ему из внутреннего двора вышла Тоушан.

Брови ее гневно хмурились. В глазах — боль и смятение. Молча посмотрела она на Мамеда. Тот в ответ только пожал плечами.

— Он убил ее, убил! — вдруг зарыдала Тоушан, пряча лицо в платок. — Бедная сестренка…

— Подожди, Тоушан, — остановил ее Мамед. — Нужно искать ее здесь, в усадьбе. Ты говорила с людьми?

— Говорила, — подняла заплаканные глаза Тоушан. — Они рассказывали, что в последнее время он держал ее на привязи, как собаку.

Мамед заскрипел зубами.

— А потом она исчезла. Никто ничего не знает.

— Я буду искать, — направился к воротам юноша. — Кто там, в усадьбе?

— Все его люди разошлись или разбежались. Здесь будет правление нашего колхоза. Иди, Мамед, иди!

Мамед хорошо знал расположение байской усадьбы. Он быстро обежал все жилые помещения, облазил амбары, аммуничники, маслобойку, заглянул в каждый тайник. Дурсун нигде не было.

Во двор начали сходиться колхозники. С удивлением осматривали они дурдыевскую крепость.

Мамед бросил взгляд на башню-учек, возвышавшуюся над всеми постройками. В нижнем этаже он уже побывал. Там так же, как и в других помещениях, предназначенных для жилья, стены были увешаны красиво вышитыми хурджумами, на глиняном полу лежала богатая кошма.

Нет, Дурсун не было и здесь. А что же на втором этаже башни?

На башню обычно поднимались по приставной лестнице, которая опиралась на небольшую площадку, устроенную на выпущенных концах бревен. Сейчас лестницы не было. Где же она?

Мамед метался по двору в поисках лестницы. Люди с удивлением шарахались от него.

Наконец ему удалось обнаружить лестницу в уголке, за сараями. Бегом потащил он ее к башне. Задыхаясь, одним махом взбежал наверх. Не помня ничего, весь во власти страшной тревоги, перешагнул порог верхней постройки.

Сквозь узкое, похожее на бойницу окно в башню струился дневной свет. Мамед вскрикнул. На куче веревок и попон лежала Дурсун. Тело ее прикрыто обрывками одежды, обнаженные груди — в кровоподтеках, на левой щеке, повернутой к Мамеду тоже застыла кровь.

Мамед упал перед ней на колени, прижал к себе. Дурсун тихо застонала. Юноша заметил, что рот ее заткнут тряпкой.

— Дурсун, — шептал он, стараясь приподнять ее. — Это я, Дурсун. Ты слышишь?

Девушка не отвечала. Взяв ее на руки, словно ребенка, Мамед вместе с ней спустился по лестнице вниз. Толпа внизу ахнула и расступилась. С Дурсун на руках Мамед направился в дом.

Туда тотчас же прибежала Тоушан. Она бросилась целовать окровавленные щеки сестры, что-то шепча в беспамятстве.

Дурсун открыла глаза. Она посмотрела на Мамеда, на сестру и слабо улыбнулась.

— Что с ним? — невнятно спросила она.

Мамед понял: она спрашивала о Солдатенкове. Он уже знал историю с запиской и тотчас же все понял. Но что мог он ответить ей?

Мамед стоял, опустив голову, Тоушан хлопотала возле сестры.

— Иди, Мамед, — ласково сказала она. — Не нужно ее волновать. Ты оставь нас. Потом придешь, хорошо?

Мамед послушно удалился…

…Это произошло темной, осенней ночью. В михманхане Дурдыева собрались почетные гости.

Внимание всех было приковано к высокому незнакомому человеку в чалме, который, низко опустив голову, исподлобья поглядывал на своих сотрапезников. После того, как угощение было съедено, он заговорил:

— Вы не смогли помешать пришельцам добывать из гор богатства, не принадлежащие им. Это очень плохо. Теперь они готовятся к взрыву скалы, на которой покоится прах имама Саида. Человек, который взорвет гору, должен быть убит…

— Гору будет взрывать Солдатенков, — вполголоса, не поднимая глаз, произнес Ниязов.