Томас Гриниас - Пророчество атлантов

— Масон? — Серена, разумеется, знала, кто такие масоны — «творцы» зданий, инженеры человеческих душ. Впрочем, доверие к ним подорвали рыцари-тамплиеры, решавшие все вопросы с позиций вооруженной силы. Хуже того, оказалось, что «Альянс» проник и управлял масонскими структурами в стратегически важный период Войны за независимость. Кто знает, сколько управленцев и информаторов «Альянса» осталось в масонском братстве? — Можно ли доверять этому масону?

— Отец доверял.

— Это разные вещи. Доверяешь ли ты этому масону?

— Серена, я и тебе не очень-то доверяю, но выбирать не приходится. Я, кстати, даже не знаю, жив ли он.

Серену укололо замечание: недоверие всегда обидно. С другой стороны, она это заслужила.

— Как же ты его найдешь?

— У нас с ним есть общий знакомый, с которым я встречаюсь завтра в пять утра.

— Твой знакомый занимается делами в пять утра?

— Угу.

— До пяти еще много времени. Что делать будешь?

— Поиграю в скаута, — ответил он, заглядывая в пещеру. — Может, проведем романтическую ночь в подземелье?

«Ах, если бы он знал, что больше всего на свете мне хочется спрятаться с ним в пещере и забыть обо всем», — подумала Серена. Она бы так и поступила, если бы не вера в Господа, в человечество и в будущее всего мира.

— Перед таким предложением трудно устоять, — проговорила она, — но мне надо быть у них на глазах, подальше от тебя. Если получится, завтра вместе отправимся к твоему масону, хотя лучше перестраховаться, чем потом раскаиваться.

— Забавно. То же самое ты сказала когда-то на озере Титикака.

Конрад вспоминал их первую встречу в Андах… Серене вдруг передались его тревога и предчувствие тайны.

— Вот, держи, пригодится.

Она вынула из рюкзака зубную щетку, теплое, но очень легкое пальто и смену белья.

— Мне, знаешь ли, не нравятся семейные трусы, — заявил Конрад.

— Пожалуйста, будь осторожен. Это не забавное приключение. И пули не игрушечные.

В лощине почти совсем стемнело. Серена отправилась в обратный путь, пока дорогу еще можно было разобрать. Она обходила лесные коряги, и Конрад что-то шепнул ей вслед. Серена обернулась, но Йитс скрылся в темноте.

Макс Сиверс стоял перед зеркалом в спальне своего дома в Джорджтауне, разглядывая свое нагое тело. Восхищаться было чем — золотистые волосы, голубые глаза, орлиный нос, волевой подбородок, не говоря уже о рельефных стальных мышцах. Никто бы и не подумал назвать его чудовищем. Более того, зеркало не отражало главного — его блестящего ума, да что там, гениальности и породы.

«Скоро, — подумал он. — Очень скоро мир все это оценит».

Душ в ванной комнате смолк. Макс прошел по мягкому ковру к постели и нырнул под одеяло. Он прокручивал в голове сегодняшний разговор с министром обороны, полученное задание — и поражался идиотизму ситуации.

В другой стране, в другое время его прадед помогал управлять организацией, весьма схожей с ДАРПА, где столь же туманные исследования проводились по заданию хозяина — Адольфа Гитлера.

Перед Второй мировой войной Гитлер разослал по всему миру эмиссаров — немецких ученых и археологов — в поисках доказательств биологического превосходства арийской расы. Многие из них не были убежденными нацистами, но мало кто решился отвергнуть измышления Гитлера и его кровавого приспешника Генриха Гиммлера. Ученым предложили выбор: концентрационный лагерь или финансирование и исследовательские возможности, которыми не мог похвастать ни один университет.

«Аненербе» — так назывался этот мозговой центр, отдел СС, созданный с единственной целью: раз и навсегда доказать, что арийцы не только раса господ, не только вершина эволюции человечества, но и раса, давшая человечеству жизнь, «мать народов». В период расцвета «Аненербе» насчитывала около двухсот ученых, исследователей и сотрудников. Ее группы рассыпались по всему миру в поисках доказательств, посетили озеро Титикака в Боливии, Канары, острова Средиземноморья и даже Тибет. Считалось, что в этих местах существовали следы арийских колонистов, и исследовательская работа вскоре свелась к одной конкретной задаче — направить все силы на поиски места, откуда колонисты пришли.

Вывод напрашивался сам собой: этим местом была Атлантида, географически располагавшаяся в Антарктике. Если добраться до развалин Атлантиды подо льдом, можно поставить жирную точку в вопросе превосходства арийской расы, а следовательно, и гитлеровского тысячелетнего рейха.

С этой целью подводные лодки Гитлера ринулись к Антарктиде. Нацистские экспедиции высаживались на заснеженных берегах в поисках развалин древней цивилизации. Нацистские флаги взвились над ледяными просторами и до сих пор стоят там под слоем снега как напоминание о том, кому принадлежит последний континент.

Однако исследователи вернулись ни с чем — те, кому удалось спастись. Многие остались в чудовищной мерзлоте. Ученые возвратились не с находками, а с обмороженными конечностями, а кто и вовсе остался без пальцев на руках и ногах.

Вольфрам Зиверс, прадед Макса, ничуть не удивился — он всегда считал археологию уделом сумасшедших. В то время как сотрудники «Аненербе» исследовали прошлое, Вольфрам с головой ушел в будущее: в генетику и эволюцию человека. Его исследования большей частью базировались на евгенике — дисциплине, популярной в США в начале двадцатого века.

К несчастью, исследования требовали экспериментов на живых организмах. Этого добра хватало — концентрационные лагеря кишели евреями. Научные находки стали бесценным кладезем информации и привели к созданию новых биотоксинов.

Гитлер надеялся оснастить биотоксинами боеголовки Фау-2 и уничтожить союзников. Но ветер войны переменился, уничтожив Гитлера с его нацистами, и работа Вольфрама оборвалась на полпути.

Германия раскололась на две части. «Хорошие немцы», которые служили в «Аненербе», вернулись на свои посты в элитных университетах. Некоторые, как, например, ракетчик Вернер фон Браун, были весьма востребованы в Соединенных Штатах и в конце концов привели американцев на Луну. «Плохих немцев» — тех, которые, как прадед Сиверса, участвовали в холокосте, — казнили в Нюрнберге за преступления против человечества.

Сиверс рос на юге Калифорнии, в окружении родственников, и стыдился своего происхождения. В школьные годы, учась в Торри-Пайнз, он объявил о решении посвятить жизнь созданию вакцин для борьбы с эпидемиями и для продления жизни. На первом курсе Стэндфордского университета Макс заручился серьезной финансовой поддержкой и основал компанию биотехнологий в Сан-Диего.

Он заработал миллионы, но все вдруг рухнуло: религиозные фанатики Америки встали на пути исследования стволовых клеток, потому что опыты включали в себя прерывание беременности и уничтожение зародыша. Лицемерные католики и евангелисты назвали его детоубийцей, хотя сами вовсю пользовались его препаратами, творя свои «богоугодные дела» в странах третьего мира, раздавая вакцину бедным и больным.