Джакомо Казанова - Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 1

— Мне всё понятно, и я принимаю вашу честь столь же близко к сердцу, как и свою собственную, если не более. Но с вами ничего не случится, обещаю вам. Я решилась окончательно, и вы должны прийти, обещайте мне это. Если вас не будет, я тоже не появлюсь, но тогда мы уже никогда не увидимся.

— Можете вполне рассчитывать на меня.

Когда вернулся г-н де Кастри, я вышел из ложи и прошёл в партер, где, предвидя последствия требуемого этой женщиной столь необычного шага, провёл два тягостных часа. Однако, решившись держать слово — столь неотразимо было на меня влияние этой красавицы, — я раздумывал, как бы смягчить то нелестное впечатление, которое могут произвести мои действия. По выходе из комедии отправился я к генералу, у коего нашёл всего пять или шесть персон. Я подошёл к одной канониссе, великой любительнице итальянской поэзии, и занялся с ней интересной беседой. Через полчаса зала наполнилась, последними прибыли моя дама и генерал. Увлечённый разговором, я не двигался с места, и Кетлер не заметил меня, тем более его тут же увлекли в противоположную сторону. Вскоре объявили, что стол готов. Канонисса поднялась, взяла мою руку, и вот мы уже сидим рядом, продолжая рассуждения о литературных предметах. Однако, когда все места были заняты, оказалось, что для одного из приглашённых не хватило куверта.

— Это невероятно! — громко воскликнул генерал. И пока утесняли места, чтобы поставить ещё один прибор, он оглядел всех присутствующих. Я делал вид, что ничего не замечаю, но, дойдя до меня, он произнёс повышенным тоном:

— Сударь, я не приказывал посылать вам приглашение!

— Совершенно справедливо, мой генерал, — почтительно ответил я, — но мне показалось, и по-моему не без основания, что произошло это лишь по забывчивости, и я не мог не явиться свидетельствовать Вашему Превосходительству моё совершенное почтение.

Произнеся эти слова, я, ни на кого не глядя, оборотился опять к канониссе. Минут пять стояло глубокое молчание, но вскоре общество вновь оживилось, исключая надувшегося генерала. Это мало меня трогало, однако из самолюбия мне хотелось развеселить его, и я подстерегал подходящую для сего чуда минуту. Оказия представилась, когда подавали второе блюдо.

Г-н де Кастри восхищался дофиной и заговорил о её братьях, графе де Люсасе и герцоге Курляндском, а потом вспомнили про сосланного в Сибирь герцога Бирона. Кто-то из гостей сказал, будто все его заслуги ограничивались лишь тем, что он сумел понравиться императрице Анне. Здесь я извинился и счёл уместным добавить:

— Он отличился больше всего своей верной службой последнему герцогу Кетлеру, который лишь благодаря ему сохранил свои обозы во время последней войны. И именно герцог Кетлер отправил его к петербургскому двору. Вирой никогда не претендовал на герцогство и хотел лишь получить графство Вюртемберг, поскольку признавал права младшей линии дома Кетлеров. Но царица желала во что бы то ни стало сделать своего фаворита герцогом.

Генерал после моего объяснения смягчился и с доступной для него любезностью сказал, что не встречал более осведомлённого человека, и тут же добавил с сожалением:

— Да, не будь этого каприза, я уже давно был бы на троне.

После сего скромного изъяснения он громко расхохотался и послал мне бутылку превосходного рейнвейна. До конца ужина генерал беседовал уже только со мной. Я внутренне торжествовал, ободрённый тем оборотом, который приняли мои дела, и ещё более удовольствием, написанным на лице моей дамы.

Танцы продолжались всю ночь, и я не отходил от канониссы, которая, впрочем, была очаровательной женщиной и танцевала с завидным искусством. С самой мадам я позволил лишь один-единственный менуэт. Генерал всё-таки не смог удержаться от грубости и в конце бала спросил, уверен ли я в своём отъезде. Я отвечал, что предполагаю покинуть Кёльн лишь после большого парада.

С бала я уходил совершенно довольный своим подвигом любви к бургомистерше и с благодарностью фортуне, которая столь ловко помогла мне образумить неотёсанного генерала, ибо одному Богу известно, как бы обернулось дело, если бы он осмелился велеть мне выйти из-за стола. В первую же нашу встречу после бала сама красавица сказала о своём смертельном испуге, когда услышала, как он говорит, что не приглашал меня.

Через два дня я сделал ей визит в одиннадцать часов утра, дабы не встретиться с генералом. Она приняла меня в комнате мужа, и сей последний самым дружественным тоном спросил, не сделаю ли я им честь отобедать у них. Я поспешил поблагодарить его и принять приглашение. Бургомистр был добрым и приятным человеком с умом и обширным образованием.

Когда муж ушёл, она показала мне весь дом.

— Это, — сказала она, — наша спальня, а здесь комната, где я сплю пять или шесть дней, когда того требует благопристойность. Рядом церковь, которую можно считать нашей домашней часовней, поскольку через эти два окна мы слушаем мессу. А по воскресеньям спускаемся этой лестницей и входим в церковь через маленькую боковую дверь. Ключ от неё у меня.

Была вторая суббота поста, но обед оказался превосходным, хотя это интересовало меня меньше всего. Я был очарован видом этой молодой и прелестной женщины, окружённой детьми и обожаемой всем своим семейством.

На следующий день я отправился слушать мессу в маленькую бургомистерскую церковь. Дабы не привлекать любопытных взглядов, мне пришлось облачиться в редингот. Я увидел, как спустилась моя красавица, сопровождаемая всем семейством. Боковая дверца была столь искусно вделана в стену, что, не зная заранее, её трудно было заметить.

Дьявол, как известно, обладает большей силой в церкви, чем в любом другом месте, и мне пришло в голову проникнуть к моей красавице именно через эту дверь. На следующий день в комедии я предложил ей свой план. “Я уже думала об этом, — отвечала она, улыбаясь, — и дам вам знать запиской в первой же газете”. Далее мы уже не могли продолжать нашу беседу, поскольку с моей возлюбленной была одна дама из Экс-ля-Шапель, которой надлежало оказывать знаки внимания.

Ждать пришлось недолго, и на следующий же день прекрасная бургомистерша при всех подала мне газету, присовокупив, что не нашла в ней ничего интересного. Но зато я знал, насколько эта газета будет интересной для меня. Вот что значилось в её записке:

“Прекрасный план, вдохновлённый любовью, может быть осуществлён беспрепятственно, но сопряжен со множеством неопределённостей. Жена ночует в комнате лишь в том случае, когда муж просит её об этом, то есть только в некоторые дни, коих бывает всего четыре или пять за месяц. Придётся ждать. Любовь предупредит вас о приближении счастливого часа. Тогда надо будет спрятаться внутри церкви. Но не пытайтесь подкупить сторожа, который открывает и запирает её. Несмотря на свою бедность, он слишком глуп и может выдать тайну. Единственный способ обмануть его — это спрятаться. Он закрывает церковь в полдень, а по праздникам с заходом солнца. Когда наступит время, достаточно легонько толкнуть дверь, которая на сей случай не будет заперта изнутри. Место предполагаемого сражения отделено лишь простой перегородкой, и поэтому нельзя ни чихать, ни кашлять. Это было бы верхом несчастья. Отступление не представляет ни малейших трудностей — достаточно спуститься в церковь и выйти из неё, как только она откроется”.