Джакомо Казанова - Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 1

Итак, я вернулся к себе в трактир. Отобедав, я как раз собирался к своему адвокату, когда явился судебный пристав и принёс бумагу, в коей, насколько перевёл мне хозяин, содержалось распоряжение явиться к какому-то нотариусу и сделать ему показания. Я пошёл туда в сопровождении пристава и целых два часа провёл с этим человеком, который записывал на немецком языке всё, что я говорил ему по-латыни. Закончив, он предложил мне подписать. Я возразил, что не могу подтверждать документ, недоступный моему пониманию. Он настаивал, но я оставался непреклонен. Тогда он рассердился и сказал, что нельзя сомневаться в честности нотариуса. На это я с совершенным спокойствием отвечал ему о необходимой осторожности, после чего покинул его и отправился к своему адвокату, который одобрил моё поведение и обещал явиться ко мне на следующий день за доверенностью.

Утешенный сим возбуждавшим во мне симпатию человеком, я вернулся к себе, отужинал и провёл ночь в совершенном спокойствии. Однако, когда я пробудился, испанец мой доложил об офицере, и тот сразу же вошёл. На прекрасном французском языке он объяснил, что я не должен удивляться, обнаружив себя пленником в своей комнате, поскольку, согласно обычаю, так поступают со всеми иностранцами, имеющими дело в суде, дабы не дать им скрыться. Он вежливо спросил мою шпагу, и я вынужден был отдать её, к моему величайшему сожалению. Это был подарок мадам д'Юрфе, самой лучшей работы и стоивший не менее пятидесяти луидоров. Я послал записку адвокату с уведомлением о случившемся. Он приехал ко мне и успокоил, что арест не продлится долее нескольких дней.

Вынужденный оставаться у себя, я предупредил всех своих друзей и принимал актёров и танцовщиц, которые оказались единственными порядочными людьми из известных мне в этом злосчастном городе. Положение моё было незавидным: отравленный, осыпанный оскорблениями и ограбленный, я оказался взаперти и под угрозой уплаты ста тысяч франков, для возмещения которых пришлось бы раздеться до рубашки, поскольку никто не знал о содержании моего портфеля. Я написал “мадам” Гарделле, но не получил ответа. Трое моих шулеров приходили поодиночке и предлагали за сепаратную уплату трёхсот или четырёхсот луидоров выручить меня из сего затруднительного положения. Я отвечал, что их присутствие слишком утомительно, и в будущем им лучше не беспокоить меня своими посещениями.

На пятый день моего ареста герцог уехал во Франкфурт, и в тот же вечер пришла Бинетти и передала от своего любовника, что государь обещал офицерам не вмешиваться в это дело, и посему я могу стать жертвой неправедного приговора. Посланник советовал мне приложить все усилия, дабы выпутаться, пожертвовав всеми своими вещами, драгоценностями и бриллиантами. Бинетти как рассудительная женщина не одобряла его совета, не говоря уже обо мне самом.

Мои кружева и драгоценности стоили более ста тысяч франков, но я не мог смириться с подобной жертвой и пребывал в величайшей нерешительности. Но тут явился мой адвокат и заявил следующее:

— Сударь, все мои усилия ни к чему не привели. Против вас составили заговор. Эту шайку, по всей видимости, поддерживают свыше, и правосудию остаётся только умолкнуть. Поставляю своим долгом предупредить, что, если вы не изыщете способов договориться с этими мошенниками, вы пропали, поскольку, будучи иностранцем, не сможете прибегнуть к обычному затягиванию процесса. Уже приготовлены свидетели, которые покажут, что именно вы, как записной игрок, заманили офицеров к вашим соотечественницам. Приготовьтесь, это может случиться завтра или послезавтра, и тогда будет уже поздно. Сюда придут и очистят ваши чемоданы, вашу шкатулку и карманы. Всё будет описано и продано с аукциона. Если выручка превысит долг, остатки пойдут на уплату судебных издержек, а для вас останется сущий пустяк. Зато в случае недостачи вас, сударь, определят простым солдатом в войско Его Светлейшего Высочества, а полагающиеся вам четыре вступительных луидора зачтут в счёт долга. Я сам слышал, как один из этих офицеров сказал, что герцог будет весьма доволен получить рекрутом такого красивого мужчину.

Я даже не заметил, как ушёл адвокат, настолько слова его поразили меня. Превратиться в солдата незначительного герцога, который существует лишь позорной торговлей пушечным мясом! Быть обобранным шулерами! Нет, этого не будет. Попытаемся найти какое-нибудь средство выиграть время.

Начал я с того, что написал своему главному кредитору о моём желании достичь разумного соглашения, но со всеми тремя одновременно, и предложил им явиться к нотариусу со свидетелями, дабы удовлетворить отказ от иска.

Я рассчитал, что на следующий день один из них обязательно должен быть в карауле, и это давало мне, по меньшей мере, один день, в течение которого я надеялся найти какое-либо средство выпутаться из западни.

Потом я написал письмо президенту полиции, титулуя его Превосходительством и Монсеньором и обращаясь к его могущественному покровительству. Я писал, что, решившись продать своё имущество, дабы положить конец судейским преследованиям, умоляю его прекратить дело, расходы по которому лишь увеличат мои затруднения. Далее я просил послать ко мне верного человека, чтобы по справедливости оценить мои вещи. Запечатав письма, я отправил с ними моего испанца.

Тот офицер, к которому я писал и который претендовал на две тысячи луидоров, явился после обеда и принялся рассуждать о чувствах, чем я был весьма доволен. Он рассказал, что знает от президента полиции о моём письме.

— Вы избрали самый разумный путь, — добавил он. — И вам нет никакой необходимости разговаривать со всеми нами. Тем более у меня будут все нужные для нотариуса полномочия.

— Сударь, я и так достаточно неудачлив, чтобы вы отказали мне в удовольствии видеть вас всех вместе.

— Хорошо, вы будете удовлетворены, но не ранее понедельника, так как все следующие дни мы поочерёдно стоим в карауле.

— Очень жаль, но я согласен ждать. Дайте мне честное слово, что до понедельника не последует никаких решительных действий.

— Вот моя рука, можете быть спокойны. В свою очередь хочу просить вас о любезности. Мне весьма понравилась ваша карета, не угодно ли уступить мне её за ту цену, которую вам пришлось заплатить?

— Охотно.

— Соблаговолите позвать хозяина и объявите ему, что теперь она принадлежит мне.

Хозяин поднялся на мой зов, и я сказал ему всё, как хотел этот мошенник, на что трактирщик отвечал, что отдаст карету, лишь получив деньги, после чего повернулся и вышел.

— Она все равно будет моя, — со смехом сказал офицер, раскланиваясь и также направляясь к дверям.

Сия беседа была для меня столь приятна, что я почувствовал себя наполовину воскресшим. Целых четыре дня! Воистину фортуна улыбалась мне.