Вадим Чернов - Тигр в алой майке

Однако через несколько километров юноша пришел в себя и больше не отставал. Он даже позволил себе улыбаться. Лицо офицера приняло жесткое выражение. Он что-то сказал тому, кто вел мотоцикл. И после этого гонщик почувствовал, что скорость начала расти.

Сергей думал, быть может, десять секунд и принял решение. Он, пока были силы, встал на педали, сделал неожиданный рывок, поравнялся с водителем и глянул на спидометр: ну, конечно, почти семьдесят…

Павлов сделал несколько глубоких вдохов и после этого крикнул, глядя на спидометр:

— Жулики вы!

И, приотстав, снова спрятался от встречного потока воздуха за мотоцикл.

Павлов уличил фашистов в жульничестве. Он их уличил, и они, разозлившись, избрали иной прием. Мотоцикл начал идти не в одном темпе. Скорость то падала до пятидесяти километров в час, то резко возрастала. И парень, стиснув зубы, крутил педали молча. Его словно привязали к мотоциклу, который мчался к Листову…

— Он успел? — нетерпеливо спросил шофер.

— Успел. Но в Листове его не узнали.

— Не узнали? — удивился шофер.

— Гонка под дулом пистолета! Это невероятно, — сказал врач.

— Да, — согласился Володя. — И вы знаете, перед самым Листовым Сергей вновь начал отставать. Он отстал на пять, на десять метров… А мотоцикл скорости не сбавлял. На Сергея обрушился весь встречный поток воздуха, а фашистский офицер вытащил из кобуры пистолет и… Представляете, Павлов нагнал мотоцикл и больше не отставал.

— Молодец! — сказал шофер. — Но почему же его не узнали в Листове? Разве он пошел не к отцу?

— Так вот отец и не узнал его.

— Отец!

— Он поседел, — сказал врач, — это естественно, испытал такой ужас…

— Он не поседел. Тут другое. Понимаете, они въехали в Листов, остановились. Фашисты отдали шоколад и уехали. А Сергей уже с трудом стоял на ногах. И стал плохо видеть…

— Переутомление. От этого бывает иногда частичная потеря зрения, — заметил врач.

— Да, у гонщиков это бывает, если они плохо к тому же питаются. Так вот, с огромным трудом Сергей дошел до нужного места, то была явочная квартира. Глянул в окно. И ему повезло, там сидел за столом отец. Парень постучал по стеклу, и его отец подошел к окну и спросил у своего сына: «Вам кто нужен?» — «Ты, — ответил Сергей, — выходи скорее, папка»!

Понимаете, парень за пять часов похудел до неузнаваемости, был покрыт пылью, глаза ввалились. Вот почему его не узнал даже отец. А Сергей после той гонки больше не садился на велосипед.

— Почему? — спросил шофер.

— Надорвался. Сердце. И навсегда остался инвалидом. Навсегда!

Владислав Николаевич хорошо видел, как Барышев отставал от группы, и снова догонял ее. Во рту у тренера пересохло. Он вдруг почувствовал, какой жаркий сегодня день и как круты эти нескончаемые подъемы.

— Лиля, — попросил тренер, — дайте, пожалуйста, бачок с водой.

Лиля вытащила из сумки, висевшей у нее через плечо, запасной бачок. Тренер взял его и, не отрывая глаз от гонщиков, напился. Лиля шептала:

— Акбар, Акбар, неужели ты…

А Барышев отставал все чаще и чаще. Наконец он отстал так, что уже не мог нагнать группу.

— Свершилось, — горько сказал тренер и начал сбавлять скорость, чтобы идти следом за Алексеем.

Когда разрыв между отставшим и группой увеличился до ста метров, Барышева обогнали все судейские машины и техничка, следовавшие за головкой.

Алексей остался на шоссе один. Он потерял из виду группу. Ее загородили обогнавшие его машины. Позади Барышева катил лишь мотоцикл тренера.

123-й километр.Величайшая усталость овладела Барышевым. И еще им овладело безразличие. Он чувствовал, как оно баюкало его, успокаивало, словно ласкало. В голове что-то жужжало, вспыхивали, как искры, редкие мысли, которые он силился собрать воедино…

«Самое лучшее — это зеленая трава и лесная прохлада или летний дождь», — думал Алексей.

И он вспомнил про то, как однажды он уговорил Лилю совершить прогулку на велосипедах. Это была их первая прогулка вдвоем. На лесных тропинках Лиля легко обогнала Акбара. Она в совершенстве управляла велосипедом, а Барышев боялся скорости, боялся врезаться в деревья, которые вставали неожиданно за каждым поворотом.

Акбар долго ехал один в прохладном лесу. Лиля исчезла. И напрасно он кричал, звал ее. Обидевшись, он повернул назад. Там, где лес кончался, на опушке, Барышев сел на траву и стал слушать глухие далекие раскаты грома. Приближалась гроза, а Лили все не было и не было.

«Может, она упала?» — вдруг мелькнула у Алексея тревожная мысль. Он сел на велосипед, чтобы ринуться в лес, и вдруг услышал тихий смех и голос Лили:

— Ты куда?

Вот странная девчонка! Она все время была рядом, пряталась в кустах и наблюдала за ним.

— Ты сердишься? — спросила Лиля.

— Да.

— Не надо. Мне было интересно слушать тебя. Ты смешной! Ты один разговаривал так, как будто я рядом и слышу тебя. И я думала, что ты знаешь, что я здесь.

Акбар отрицательно покачал головой.

— Я этого не знал.

— Ты обидчив. Ты ужасно обидчивый человек!

И потом был ливень.

А сейчас была жара и отставший от группы Алексей, который мысленно — на большее не хватало сил — говорил с самим собой.

«Вперед! — убеждал он себя. — Вперед!» И слышал где-то внутри себя голос: «А зачем это нужно? Зачем? В мире ничего не изменится, если ты не придешь к финишу. Зачем это напряжение, если существует покой?»

«Замолчи», — устало попросил Алексей. Но голос, как учитель на уроке, продолжал бесстрастно твердить свое: «Надо соразмерять свои возможности с реальностью. И, если трезво рассуждать, никогда не ответишь на вопрос: зачем это нужно? Возможно, это и нужно, когда чувствуешь удовольствие, когда каждая мышца требует усилий, нагрузки и дух захватывает от скорости. А сейчас исчерпаны все силы. Их давно нет. Вот мотоцикл, если в баке нет бензина, никогда не поедет. Это же естественно! В тебе нет сил, зачем же ты едешь?»

«У меня должны быть силы», — возразил Алексей.

Но сил не было. И обида перехватила дыхание. Обида на то, что силы покинули его, а он так надеялся на них, так верил в себя, когда уходил со старта!

«Да, силы есть, но их чертовски мало. Конечно, до финиша можно доехать, но не первым. И судьи не дадут за это даже грамоты. Сергей будет посмеиваться. А Дик Дикыч скажет: «Надеюсь, теперь-то ты сам убедился, почему я не пускал тебя в эту гонку. Слабый, а воображал бог весть что…»

«Кто это говорит? — спросил себя Алексей, внезапная догадка осенила его. — Теперь понятно. Нет, вы ошибаетесь, глупые тролли…»

— Замолчите, глупые тролли, — прошептал он.

«Акбар, не вешай ярлыков. Ты оскорбляешь разумность и пытаешься приветствовать безрассудство. Тебя научил Дик Дикыч? Не суди нас и пожалей себя. Не становись на точку зрения человека, сидящего на «Симсоне». У «Симсона» неутомимый и мощный мотор и полный бак бензина. Тянуть ручку газа на себя — это совсем не то, что толкать педали уставшими ногами. И даже тренеру жарко. Смотри, Лиля дает ему бачок. Дик Дикыч захотел пить. В горле у него, видишь ли, пересохло, а у тебя кровь густеет от жары, у тебя глаза на лоб лезут, и ты хрипишь. А во имя чего все это?»