Кир Булычёв - Искатель. 1997. Выпуск №1

Егор не слышал, как за спиной закрылась дверь подъезда.

Он пошел вперед и через двадцать шагов остановился.

За те минуты, пока он был в доме, снег на дворе стаял.

Двор выглядел серым, грязным, осенним, и небо над головой было затянуто сизыми тучами, которые быстро неслись над крышами.

Ночь кончилась, но день не наступил.

Это был мир сна, но Егор знал, что не спит. Он мог бы ущипнуть себя, но в том не было нужды.

Еще одна странность бросилась в глаза: ни в одном из окон не горел свет. Окна казались слепыми, и даже стекла не блестели. Совершенно очевидно — в этом доме никто не жил. Как и в доме напротив.

Впрочем, все это пустяки! Главное — удалось! Он ушел от них, он покинул праздничный поезд и нашел то место на земле, куда можно спрятаться никому не нужному человеку.

Егор стоял посреди двора и привыкал к новому миру.

Или к старому миру?

Он, разумеется, никогда не задумывался, каково оказаться одному, по ту сторону границы, но внутренне он сразу согласился с тем, что в прошлом году должны остаться дома, асфальт, небо. А как же иначе? Ведь дома не движутся сквозь время вместе с людьми — они есть в прошлом, они остаются и в будущем. А животные? А растения?

На второй вопрос ответ нашелся сразу. Деревья, чахлые саженцы, посаженные два года назад посреди двора, исчезли. Лишь одно из них, что засохло еще прошлым летом, осталось прутиком над покосившейся скамейкой.

Мгновенно вспыхнуло любопытство: а что же произошло дома? Подняться наверх и посмотреть?

Нет, страшно. Даже не страшно, а не хочется. Улица — ни к чему не обязывающее место. А дома, даже если там никого нет, ты встретишься с чем-то, что принадлежало тебе или маме.

Егор вышел из ворот.

Улица была пуста, как бывает пусто в рассветный осенний час, в беспогодье. Троллейбусы еще не вышли на линию, а запоздавшие пешеходы разошлись по домам и спят.

Нет, не спят, поправил себя Егор. Они смотрят телевизоры. В будущем году.

Егор остановился посреди улицы и с облегчением вздохнул. С облегчением, как человек, нашедший выход из черного, дремучего леса.

Его чувство было схоже с тихой радостью графа Монте-Кристо, выбравшегося на свободу. Пока ему все равно, какая из себя эта свобода. Главное, что ты больше никому ничего не должен и никто больше не скажет тебе, что надо делать.

Я вам не нужен? Я ушел.

Вместо сквера по ту сторону улицы был серый пустырь, через него в два ряда тянулись скамейки. Егор подошел к ближайшей скамейке и пощупал пальцами холодную, чуть влажную спинку. Вдруг и скамейка лишь привиделась ему? Но скамейка была реальной. Можно даже сесть на нее и подумать.

Егор сел. И понял, что за последние несколько минут он устал так, словно таскал мешки на овощной базе.

Почему же?

А потому, что ты живешь шестнадцать лет в обыкновенном мире. Ты точно знаешь, что чудес не бывает, и если летающие тарелочки появляются, то, уж конечно, не на твоем дворе. Это в книгах бравые капитаны сражаются с пиратами и летают на Луну, а в жизни ты получаешь очередную «пару» за сочинение по Некрасову и отец решает, что это прекрасный предлог, чтобы отказаться от обещания подарить тебе велосипед. В твоем мире была «холодная война», Берлинская стена и перестройка. А здесь?

Представь себе, кто-то рассказывает историю молодого человека Е., который отказался идти со всем человечеством в следующий год, потому что у него не сложились отношения с родителями, и которого никто не любит. В этом рассказе фигурировал бы Жора, заигрывающий чужие магнитофоны…

И ты, Егор, отложил бы этот рассказ в сторону, потому что даже фантастика должна иметь разумные пределы.

Можно полететь на Марс или на Новую Гвинею, можно спуститься в пещеру или в морскую впадину, можно даже, говорят, отправиться куда-то на машине времени.

Но ведь ты, Егор, без всякой машины выпал из потока времени.

Время несется мимо, а ты сидишь на берегу и смотришь на эту холодную черную реку. А может быть, ты переместился в иной мир, параллельный с нами, во всем похожий на наш, но мертвый, в котором существуют только неживые вещи?

Значит ли это, что я здесь совсем один?

Казалось бы, даже одной такой мысли достаточно, чтобы смертельно испугаться. Но страха не было.

Как и голода. Ведь только что Егор был страшно голоден, слюна текла, как у павловского пса. Сейчас он вспомнил о чувстве голода, но не испытал его.

Егору было интересно. Его не беспокоило, как вернуться домой, — ему вовсе этого не хотелось. Ему хотелось поглядеть на этот новый мир. И понять, что это все значит. Ведь этот мир не может быть сказочным хотя бы потому, что Егор, вполне нормальный и трезвый человек конца XX века, по нему разгуливает.

Надо проверить.

Егор зажмурился, потер глаза. Потом, дернув головой, резко открыл их.

Вокруг была та же самая серая пустота, беззвучная и оттого густая и даже вязкая.

В конце пустыря возле выхода на улицу Егор увидел строения, которых раньше здесь не было.

Видно было недалеко, словно над землей тянулся легкий и почти прозрачный туман. Лишь подойдя к строениям шагов на пятьдесят, Егор сообразил, что видит избушки. Самые обыкновенные деревенские избушки, которым не место на проспекте Вернадского.

Избушки тянулись, образуя улицу, и крайняя из них прижалась к двенадцатиэтажному дому. Стекол в окнах не было.

Егор заглянул в окошко. Внутри было темно и пахло сыростью.

Он потянул за дверь, дверь заскрипела, и этот звук понесся над улицей, скоро заглохнув между домами.

Егор сделал шаг внутрь дома, и тут же дряхлые доски взвизгнули под ногой и половица подломилась. Хорошо еще, что Егор — легковес и у него хорошая реакция. Он выскочил из избы, чуть не грохнулся на асфальт, из которого высовывались под углом обломанные доски. Он с трудом удержался на ногах и выпрямился. Оглянулся, испугавшись, не видел ли кто его приключения.

Но город был пуст.

«Или я сошел с ума?» Такая мысль возникла, как будто звякнул отдаленный звоночек.

«А может быть, это все мне только кажется?»

Хоть мысль пропала, она успела нарушить внутреннее спокойствие Егора.

Разношенный короткий сапог Егора был испачкан древесной трухой. Он наклонился и размял пальцами щепку. Все было настоящим. И щепка, и эти избушки, которых быть здесь не может.

«Но ведь сумасшедшие не знают, что они сумасшедшие, — подумал Егор. — Им кажется, что все вокруг нормально. Значит, не исключено, что я сейчас очнусь… проснусь дома.

Или чудеса все же бывают? Чудеса с точки зрения обыкновенного человека, потому что мир вовсе не такой простой, как на уроке естествознания. Я потерплю, и все вернется на свои места — как спадает вода после наводнения, если ты сумел отсидеться на крыше.

Неужели я начал бояться?»