Алексей Леонтьев - Искатель. 1962. Выпуск №5

Дигирнес скоро исчез из виду. Я уже совсем выбился из сил, когда ударился головой обо что-то твердое. Впереди был крепкий береговой лед. Срывая ногти, я выбрался из воды и, отдышавшись, направился к заснеженной земле.

Кругом было тихо и пусто. Мне стало страшно.

Я побежал вдоль кромки льда, огибая залив. Мела легкая поземка. Вода в заливе чуть рябила. «Олафа» уже не было видно. Казалось, ничего не случилось у этих тихих берегов.

Я долго бежал, подгоняемый холодом и страхом. Наконец впереди за снежной поземкой показалась неподвижная фигура. Кто-то стоял на коленях с раскрытой книгой в руках.

Я подошел ближе. Это был капитан Дигирнес. Перед ним распростерся навзничь человек. Капитан молился. Я заглянул через его плечо. На снегу лежал Иенсен. Он был мертв. Снег засыпал страницы старой библии. Капитан заметил меня, но не пошевелился, пока не закончил молитвы.

Потом мы вместе завалили тело штурмана камнями и снегом. Дигирнес был сосредоточен и молчалив.

Стряхнув снег, капитан бережно спрятал библию в прорезиненный мешок. Там лежали компас, секстант, хронометр и судовой журнал «Святого Олафа».

Дигирнес записал в журнал несколько строк несмываемым карандашом. Потом медленно, так, чтобы я понял, прочел написанное. Это было краткое сообщение о гибели «Олафа» с упоминанием координат, даты и часа. Затем было указано место, где похоронен штурман Роал Иенсен. Капитан попросил меня расписаться вместе с ним под этой записью.

Мы двинулись дальше, обходя глубоко вдающийся в сушу залив.

Капитан угрюмо молчал, и я никак не мог решиться спросить его: кто же все-таки дал радиограмму, приведшую нас к этому острову?

На противоположной стороне залива мы натолкнулись на остатки разбитой шлюпки с «Олафа». Мы обшарили каждый сантиметр земли и льда вокруг, но так и не нашли следов людей. Поземка еще не могла занести их, если бы кто-нибудь добрался до берега…

Становилось все холодней. Промокший комбинезон не грел. Мы наломали досок от разбитой шлюпки и сложили костер. В мешке Дигирнеса рядом с пачкой табака и трубкой оказался припасенный коробок спичек. Но доски никак не хотели гореть. Напрасно мы щепали тончайшие лучинки и, тщательно заслонив их от ветра, подносили к ним спички. Они гасли одна за другой, не успев передать своего слабого тепла мокрому дереву.

Я пошарил по карманам. Там не оказалось ничего, кроме расползшейся пачки сигарет. Я вставал, садился, снова вставал, ходил, но уже ничем не мог унять бьющую тело дрожь. Послышался шорох. Я обернулся. Капитан держал в руках судовой журнал и старинную библию Дигирнесов. Какое-то мгновенье капитан как бы взвешивал обе книги, затем сунул судовой журнал обратно в мешок.

Затрещали вырываемые из библии листы. Дигирнес поднес к ним спичку. Это было, вероятно, самое полезное использование «священного писания» за всю историю христианства.

Костер разгорелся. От мокрой одежды потянулся, парок. Капитан достал из кармана плоскую фляжку, отвинтил крышку.

— Глотните, это подкрепит вас. А что касается будущего… — он вытащил из своего мешка отлично смазанный пистолет и несколько обойм. — Я думаю, нам удастся добыть какую-нибудь дичь.

Спирт обжег горло, разбежался теплом по телу.

Капитан вынул карту и при свете костра показал, где мы находимся. Это был довольно большой остров в западной части Баренцева моря, километрах в трехстах от материка. Дигирнес сказал, что нам следует идти на север к Шпицбергену — там база англичан. Но я совершенно не представлял, как мы сможем добраться туда без продовольствия и транспорта.

— Никто не знает меры сил человеческих, — сказал Дигирнес. — Здесь, — Дигирнес указал на крошечный островок примерно на полпути к Шпицбергену, — здесь быЛа русская научная станция. Если даже люди теперь ушли, то мы все равно найдем там продовольствие и топливо. Это первый закон Арктики: оставлять все для возможного пришельца. В крайнем случае мы там перезимуем.

— Скажите, Дигирнес, — спросил я, — а здесь… на этом острове никого нет?

— Это ничья земля, — не сразу отозвался капитан. — Судя по карте и лоции, здесь нет людей. Я бы очень хотел, чтобы эти сведения оказались достоверными.

На следующий день было пасмурно. Чуть таяло. Под ногами проваливался мягкий снег.

Дигирнес, сверяясь с компасом, держал направление строго на север. Он шел быстро, чуть неуклюжей перевалистой походкой. Казалось, он хотел как можно скорей уйти от места, где погиб его корабль.

Все сильнее давал о себе знать голод. Выпитый утром спирт только разжег аппетит. Почти из-под ног вспорхнула стайка каких-то птиц, похожих на небольших уток. Не боясь людей, птицы снова опустились неподалеку. Остановив Дигирнеса, я потянулся к пистолету, но капитан решительно отвел мою руку.

— Не надо лишнего шума. Мы должны быть очень осторожны, мой друг…

К вечеру снова поднялся ветер. Метель застлала все вокруг, но капитан упрямо продолжал идти, ежеминутно сверяясь с компасом. Ветер пробирал до костей, однако все заглушало сосущее ощущение голода.

За стеной снега ничего не видно, кроме смутно темнеющей впереди фигуры Дигирнеса. Чувство времени потерялось. Кажется, что долгие годы мы идем по этой белой равнине. Мне уже все равно: придем ли мы куда-нибудь. Я только твердо знаю, что надо шагать, шагать и шагать без конца, потому что если я остановлюсь хоть на секунду, то потом уже не смогу двинуться с места.

Внезапно наталкиваюсь на какое-то препятствие. Очевидно, я все-таки задремал на ходу и уткнулся в спину Дигирнеса.

— На сегодня хватит, — говорит он. — Отдых.

Хочу тут же опуститься на снег, но капитан куда-то еще тянет меня. С подветренной стороны невысокого холма он быстро разбрасывает мягкий снег. Я машинально помогаю ему. Мы опускаемся в открытую яму. Здесь тихо. Метель проносится сверху. Дигирнес чем-то шуршит в темноте и сует мне остро пахнущую щепотку трубочного табака.

— Пожуйте, это заглушит голод…

Я предпочитаю закурить. Дигирнес не без колебаний отрывает четвертушку чистой страницы судового журнала. Закурив, чувствую себя вполне сносно. Только очень стынут ноги. Но Дигирнес знает, как помочь и этому. Он снимает свою куртку и накидывает ее, не надевая в рукава. Мне он предлагает сделать то же самое. Застегиваем все пуговицы на груди и засовываем ноги за спину друг другу. Получается, что мы лежим валетом в спальном мешке. Мои ноги согреваются у спины Дигирнеса.

— Спите… — говорит он. — Надо спать… Завтра…

Конца фразы я уже не слышу.

Проснувшись, я никак не могу сообразить, где нахожусь. Сверху навис белый снежный купол. Его намела за ночь метель. Дигирнеса рядом нет. Я пробил головой потолок «пещеры».