Луи Буссенар - Ледяной ад

Большинство было против Леона Фортена, но раздавались уже голоса и в его защиту.

Погребение Лефевра-Мартина и Грандье происходило в один день и час в присутствии всего населения. У первого не было родных, за гробом шла одна ключница. А останки второго сопровождали его сын и дочь, оставшиеся сиротами и без всяких средств к жизни. Сын, едва достигший шестнадцатилетнего возраста, воспитывался в Парижском лицее и теперь шел за гробом с измученным лицом, задыхаясь от рыданий. Дочь была на два года старше, она машинально двигалась вслед за процессией, вся закутанная крепом, и все еще не могла поверить, что ее обожаемый отец и человеческий остов, лежавший на ковре с простреленным черепом, — одно и то же.

По окончании печальной церемонии, когда все посторонние разошлись, сироты также покинули могилу. Молодая девушка сказала несколько слов брату, с которыми он кивком головы выразил согласие, потом взяла его под руку, и они направились более уверенным шагом не на виллу Кармен, а в город и, к удивлению всех, вошли в дом Леона Фортена.

Разбитые стыдом и горем старики безмолвно ответили на их поклон.

Девушка медленным движением руки подняла свою вуаль и сказала:

— Я — Марта Грандье, а это — мой брат Жан!

Старый Фортен-отец не нашелся, что ответить на такое представление, но жена его, тронутая неподдельной симпатией, сквозившей в больших черных глазах гостьи, взволнованным голосом произнесла:

— Мадемуазель Грандье!.. Вы!.. Вы — здесь!..

— Ваш сын Леон… мосье Леон… обвинен в ужасном преступлении… но он невинен… я знаю… я уверена… и вот, когда все проклинают его и презрительно смотрят на вас, я пришла сюда… с разбитым сердцем… но с надеждою, что мы спасем его!

При этих словах, шедших из глубины души, у старушки вырвалось порывистое, радостное движение и дикий вопль:

— Невинен!.. О да, невинен!

Она бросилась к молодой девушке, крепко, до боли сжала ее в объятиях и, потеряв голову, в экстазе воскликнула:

— О, я готова жизнь отдать за только что произнесенное вами слово! Возьмите мою кровь, каплю за каплей, мое тело, часть за частью, мое последнее старческое дыхание… все… Вы, считающая моего сына, моего Леона, невинным! Вы его знаете, не правда ли?

— Меньше, чем вы думаете! — отвечала мадемуазель Грандье, милое личико которой на минуту озарилось улыбкой. Она замолчала на несколько секунд, покраснела и продолжала с достоинством:

— Каждый день и с давних пор… он клал на стенку решетки маленький букет из простых лесных цветочков. Эти цветы предназначались мне. Я принимала, потому что их предлагали скромно и почтительно. Но мы ни разу не обменялись ни словом, и я не знала его имени до тех пор, пока он не пришел к отцу по делу. Теперь на нас обрушилось несчастье… отец завещал нам отомстить за себя.

— И мы отомстим! — энергично вмешался молодой человек.

— Наше мщение и оправдание вашего сына тесно связаны одно с другим, — продолжала мадемуазель Грандье, — и, следовательно, они будут единственною целью нашей жизни! Не так ли, Жан?

— Да, Марта!

Такая решимость этих детей, еще совершенно не ведающих жизни, не имеющих поддержки ни дружеской, ни материальной, была поистине трогательна. Впрочем, какова бы ни была их слабость, они все-таки обладали тою верою в себя, которая сдвигает с места горы и совершает невозможное.

Вид этих добрых молодых людей вызывал в стариках Фортенах добрые чувства и зажигал в их сердцах луч надежды.

Выше среднего роста, скорее высокая, Марта Грандье не походила на тех искусственных кукол, какими характеризуется конец нашего века. Грациозный, но крепкий стан ее свидетельствовал о здоровье. Ее густые, волнистые, белокурые волосы составляли очаровательный контраст с большими черными, вспыхивающими по временам глазами. Изящный носик с трепещущими ноздрями указывал на пылкость характера, смягчаемую постоянно улыбавшимися губами и резко очерченным подбородком, обнаруживавшим вдумчивость и наклонность к размышлениям. В общем, это было странное, но пленительное лицо, в котором такие различные, по-видимому, черты прекрасно соединялись и служили лучшим выражением душевных качеств Марты Грандье: ее кротости, энергии, нежности, решительности.

Брат был похож на нее несмотря на свои темные волосы и голубые глаза.

Они охотно воспользовались приглашением супругов Фортен присесть, тем более, что на вилле Кармен их ждало одиночество и горькие воспоминания об исчезнувшем благополучии. Предстояло заняться делами: определить оставшиеся средства, отпустить слуг и установить порядок жизни. Видя неопытность, молодой девушки, госпожа Фортен предложила ей свои услуги.

— В хозяйстве встретится много затруднений и мелочей, о которых вы не имеете понятия! — произнесла она.

— Да, правда! — отвечала Марта.

— Я буду рада оказать вам свое содействие. О, не говорите «нет!». Не отнимайте у меня удовольствия услужить вам. Вы согласны, не правда ли?

— Соглашаюсь с радостью, с благодарностью!

— Так едем. Чем скорее, тем лучше.

Все трое покинули старика Фортена.

Судите сами, какое волнение произвело это посещение в Мезон-Лафите! Обитатели его не верили собственным глазам. Но волнение перешло в настоящий столбняк, когда маленькая группа достигла виллы Кармен. Там в это время находились мировой судья и следователь со своими письмоводителями. Первый прямо обратился к Марте и Жану Грандье и сообщил им, что накануне своей смерти отец объявил их совершеннолетними. Согласно закону, господин Грандье сделал заявление судье в присутствии его письмоводителя (477 параграф Свода гражданских законов), — и этого совершенно достаточно, чтобы они получили право обходиться без опеки. Тут следователь, ведущий дело, прервал объяснения своего коллеги и пригласил молодых людей побеседовать с ним в конторе их отца.

— Знаете ли вы, кто эта женщина, прибывшая с вами сюда? — спросил он их.

— Да, это госпожа Фортен! — сухо отвечала молодая девушка, оскорбленная его грубостью.

— Мать бандита!

— Нет, милостивый государь! — гордо возразила Марта.

— Да, мать негодяя, подло убившего старика на улице Св. Николая, и морального убийцы вашего отца!

— Нет же, говорю вам! И если вам угодно так продолжать, мы с братом предпочтем удалиться!

Немного сконфуженный, следователь быстро сорвал печать с ящика стола, вынул оттуда пачку писем и положил их на бюро; затем, вынув из кармана другие письма, вместе с записной книжкой Леона Фортена, сказал:

— Вот, смотрите!

Марта с братом наклонились и стали читать.

— Теперь сравните почерк этих писем и заметок!

— Можно подумать, что их писала одна и та же рука! — вскричал Жан.

— Действительно, сходство поразительное! — подтвердила Марта, не понимая, к чему все это клонится.