Абрам Вулис - Хрустальный ключ

Официантка удалилась, переваливаясь с боку на бок, точно гусыня, и когда лапчатый узор ее платья, не то форменного, не то фирменного, нырнул в темные пучины ресторанного трюма, я водрузил свои локти на стол. Теперь можно было уткнуться щеками в ладони, и я уткнулся щеками в ладони. Ожидание, судя по всему, предстояло долгое. Сиди себе и думай. И подумав, я сказал Норцову, который, мусоля меню, вычислял вероятность коммерческого жульничества в городском тресте ресторанов и столовых:

— Черт его разберет, этого Налимова. Не то хорош, не то плох, не то погулять вышел, не то сквозь землю провалился. После пропажи рукописи напрашивается еще и такая версия: сбежал.

— А откуда мы знаем, что рукопись вообще была… Может, рукописи-то и не было, — Олег смутился. — Это я так для красного словца. Конечно, была: зарегистрировали ее, в разные там талмуды внесли… Была, была. Но… — он беспомощно посмотрел мне в глаза.

— Но, конечно, куда она делась — с ходу решить трудно, — договорил я за него. — Попала в лапы к международному преступнику? Случайно угодила в другой шкаф? Или к другому сотруднику? Мало ли какие манипуляции они с ней производили. Ну, скажем, реставрировали, снимали фотокопии, сопоставляли с другими текстами.

— Что рукопись, что ее переводчик — одного сорта загадки.

Принесли наши супы, и мы умолкли. Потом Норцов не выдержал все-таки:

— Неужели, подлец, удрал за границу? На доллары польстился? Тогда не нам заниматься расследованием… Но каким образом он мог удрать? Через Аму-Дарью?

— Ну и фантазия у тебя! — улыбнулся я и вспомнил капитана Гаттераса.

А Мистик встретил меня наиприветливейшим образом, то есть привстал и указал рукой на кресло с письменным столом, которое, по-моему, мог занимать только Человек — Правая — Рука — Начальника (и, действительно, в этом кресле обычно располагался старший лейтенант Максудов). Я коротко рассказал обо всем, что узнал за полдня.

— Резюмируйте, — потребовал Мистик. Щекотливое это занятие — резюмировать. Ты должен как бы за волосы вытащить самого себя из трясины фактов — с помощью фантазии — и посмотреть на них вверху вниз, на эти факты. Но фантазия возбранялась! И все-таки я попытался резюмировать, предположив, что Налимов а) прогуливается; б) пропал или в) сбежал. П р о г у л и в а е т с я можно было истолковать в укор Налимову, если он запил, уехал на курорт, к отцу и т. п. Но не исключалось и отсутствие по уважительной причине: скажем, лег в больницу.

— Больницы отпадают. Максудов проверил. Вытрезвители тоже, — сухо заметил Мистик. — Курорты пока не обзванивали. — Насчет отца — Максудов просил Москву проверить. Упредили вас, — добавил Мистик, показывая, что трезвый расчет, конечно же, могущественней вакхической фантазии.

Я взялся за п р о п а л. Подробно воспроизвел рассказ налимовского соседа.

— Мистика! — пренебрежительно пробормотал Торосов. Это был наиболее ядовитый синоним фантазии в лексиконе капитана. Отсюда, кстати, и шла его кличка. — И здесь упредили! Нераскрытых убийств за последние две недели в городе нет.

— Там еще утрачена ценная рукопись, — приступил я к версии с б е ж а л. — Это обнаружилось сегодня в моем присутствии. Кстати, над рукописью работал не кто иной, как Налимов. В институте считают, что ее цена на международном рынке — до сотни тысяч долларов. — Факты, одни только факты, излагал я Торосову, но он и в них унюхал фантазию.

— Кто оценивал эти рукописи? Доктор Акзамов? Тот самый, что ее нашел? Тот самый, что ее изучал? Акзамов? Ха! Почему бы ему не оценить эту рукопись в миллион долларов! Вот, видите, бумажка! Предположим, я ее оцениваю в три миллиона. Или в триста миллионов. А вы — так и вовсе в миллиард. Это, между прочим, характеристика для заочной вашей аспирантуры. — Я постарался пропустить мимо ушей намек на аспирантуру, такую сейчас далекую и нереальную, и задекламировал:

— Маджид аль-Акбари — великий поэт средневековья. Его недостаточная известность… — и осекся. Нанимался я, что ли, в адвокаты к этому Маджиду?

— Планчик к концу дня представьте, — вдруг сказал Торосов, — рукопись тоже, по возможности, охватите. Все…

…На клетчатый клочок бумага, церемонно выданный мне Норцовым, легли торопливые строки:

«В первую очередь! Обязательно!!!

1. Когда Налимов платил квартплату в последний раз?

2. Работал ли он в промкомбинате?

3. Откуда знает языки?

4. Библиотеки? Когда там был Налимов?

5. Осмотреть квартиру!

6. Изучить контакты!»

Ничего ли я не упустил. Подумал. На обороте листка написал:

«Не обязательно, но желательно!!!

1. Как Юлдашева относится к Налимову?»

— А рукопись не забыли? — прервал вдруг мои размышления Норцов.

«7. Рукопись, — обозначил я сбоку на лицевой стороне бумажки. — Кто и когда ее видел? Есть ли фотокопии?».

Больше на листочке не оставалось места…

— Популярная фигура! — вскинулась Света мне навстречу. — Мистик снова тебя ищет.

— Планчик составили? — воззрился на меня капитан Гаттерас (вот плутовка, обманула, никакой он уже не Мистик). — Потребный вам срок обозначили?

— План на машинке, — напряженно отчитывался я. — Пятнадцати дней хватит… Если с практикантом.

— Максимум три дня. Даже два, — капитан Гаттерас рубил сплеча, чего никто посторонний и не заподозрил бы — такой спокойной, даже канцелярской была его поза.

— Почему не один?

— В вашем распоряжении машина. Старший лейтенант Максудов получил приказ работать с вами. Итак, два дня, завтра и послезавтра. Затем временно переключитесь на аналогичное дело — исчезновение курортника. Дом отдыха «Хрустальный ключ».

Ключ! Каково! Ты ищешь ключ к психологической (будем надеяться, что психологической!) загадке, а судьба тебе хрустальные ключи подсовывает. Торосов, между тем, продолжал:

— Тамошнее отделение милиции, Хандайлыкское то есть, познакомилось с обстоятельствами — почерк тот же. И значит, есть пища для теоретических обобщений. Ваш профиль.

А пока мы засели за телефоны. Домоуправление квартала три по улице Новой ответило, что Налимов значится у них там как бы в передовиках, поскольку внес деньги сразу за июль и август. Когда? Семнадцатого июля.

Вот так-так! Заплатил деньги вперед за месяц сразу же после разговора об убийстве и самоубийстве.

— Сбежал, наверняка, сбежал, — оповестил я Норцова, едва положив трубку.

— С преступной целью?

— Кто знает! Может, спасался от какого-нибудь шантажиста.

В комнату вошел старший лейтенант Максудов. Старший лейтенант успел составить алфавитный список налимовского курса. Против каждой фамилии стоял еще год рождения, место рождения, национальность и место работы, представлявшее теперь, в 1971 году, не более, чем историческую реликвию: канцелярия заочного пединститута знала, где работали эти люди десять лет назад, но ни сном, ни духом не ведала, где они работают сейчас. Таков уж был наш Максудов, гроссмейстер позиционного стиля: списки, анкетные сведения, фронтальные опросы.