Пэм Муньос Райан - Эсперанса

– Это ставит нас в неловкое положение, – сказал дядя Луис. – Я президент банка и хотел бы жить соответственно занимаемой должности. Теперь, когда мне принадлежит эта прекрасная земля, я хотел бы купить у вас и дом. Вот за эту цену, за эту цену. – И он протянул маме клочок бумаги.

Мама посмотрела на дядю Луиса и сказала:

– Это наш дом. Мой муж хотел, чтобы мы в нем жили. К тому же дом стоит в двадцать раз больше, чем вы предлагаете! Нет, я его не продам. Да и где мы тогда будем жить?

– Я знал, что вы откажетесь, Рамона, – продолжал дядя Луис, – и нашел решение. А точнее – предложение. Предложение руки и сердца.

«О ком он говорит? – подумала Эсперанса. – Да кто за него пойдет?»

Дядя Луис прочистил горло.

– Разумеется, мы подождем, сколько положено, из уважения к памяти моего брата. Обычно это год, не так ли? Согласитесь, при вашей красоте и репутации и при моем положении в банке мы будем влиятельной парой. Хочу вам сказать, что и я подумываю о политической карьере. Собираюсь баллотироваться на пост губернатора. А какая женщина не захочет стать женой губернатора?

Эсперанса не верила своим ушам. Неужели мама выйдет за дядю Луиса? Выйдет за этого козла? Широко раскрытыми глазами она посмотрела сначала на него, а потом на маму.

Мамино лицо исказилось словно от нестерпимой боли. Она встала и заговорила медленно, взвешивая каждое слово:

– У меня нет никакого желания выходить за вас, Луис, ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Откровенно говоря, ваше предложение для меня оскорбительно.

Лицо дяди Луиса окаменело, на его тощей шее напряглись мышцы.

– Вы пожалеете о своем решении, Рамона. Помните, что этот дом и виноградники находятся на моей земле. Я могу усложнить вам жизнь, причем очень сильно. Даю вам время еще раз обдумать мое предложение, и это весьма великодушно с моей стороны!

Дядя Луис и дядя Марко надели шляпы и вышли.

Смущенный нотариус начал собирать документы.

– Стервятники! – воскликнула Абуэлита.

– Вы думаете, он может отобрать наш дом? – спросила мама.

– Да, – ответил нотариус, – согласно завещанию, он владеет землей, на которой ваш дом стоит.

– Но почему бы ему не построить себе другой дом – больше и шикарней – на любом участке этой земли? – сказала мама.

– Ему нужен не дом, – возразила бабушка, – ему нужны ты и твое положение в обществе. Здешние жители любили Сиксто, они тебя уважают. Если ты станешь его женой, Луис выиграет любые выборы.

Мама помрачнела. Она посмотрела на нотариуса и сказала:

– Пожалуйста, передайте Луису, что я никогда не изменю своего решения!

– Я передам, Рамона, но будьте осторожны, – предупредил ее нотариус. – Ему нельзя доверять. Он опасный человек.

С этими словами нотариус ушел, а мама упала в кресло, закрыла лицо руками и заплакала. Эсперанса подбежала к ней:

– Не плачь, мама! Все будет хорошо! – Но она и сама не верила своим словам, и они звучали неубедительно. Эсперанса могла думать только об одном: дядя Луис пригрозил маме, что она пожалеет о своем решении.

Тем же вечером Гортензия и Альфонсо сели вместе с мамой и бабушкой, чтобы обсудить возникшее положение. Эсперанса взволнованно ходила по комнате, а Мигель молчаливо наблюдал за ней.

– Хватит ли дохода от виноградников, чтобы содержать дом и платить слугам? – спросила мама.

– Возможно, – сказал Альфонсо.

– Тогда я остаюсь в своем доме, – заявила мама.

– У вас есть еще какие-нибудь сбережения? – спросил Альфонсо.

– У меня есть деньги в банке, – громко сказала Абуэлита. И добавила уже тише: – В банке Луиса.

– Он не позволит вам их забрать, – сказала Гортензия.

– Если нам понадобится помощь, мы сможем одолжить деньги у наших друзей, например у сеньора Родригеса, – заметила Эсперанса.

– Твои дяди очень могущественные и подлые люди, – сказал Альфонсо. – Они могут осложнить жизнь всем, кто попытается вам помочь. Не забывай, что один из них – банкир, а другой – мэр.

Разговор шел по кругу. В конце концов Эсперанса извинилась, вышла в папин сад и села на каменную скамью. Розы уже осыпались, обнажая похожие на виноградины плоды. Бабушка говорила, что эти плоды хранят воспоминания роз, и когда пьешь их отвар, то вбираешь в себя всю красоту, которую видел цветок. Эти розы видели папу, подумала Эсперанса. Завтра она попросит Гортензию заварить ей чай из их плодов.

Мигель нашел ее в саду и сел рядом. С тех пор как умер папа, он был очень предупредительным, но ни разу с ней не заговорил.

– Анса, – он назвал ее детским именем, – какая из роз твоя? – За последние годы голос Мигеля изменился, стал глубже. Она только сейчас поняла, как скучала по нему. От звука его голоса слезы навернулись у нее на глазах, но она сдержалась.

Эсперанса указала на маленькие розовые цветы на тонких стеблях, которые вились по шпалерам.

– А где мой цветок? – спросил Мигель, толкая ее локтем, как делал раньше, когда они были помладше и у них не было секретов друг от друга.

Эсперанса улыбнулась и указала ему на рыжий подсолнух, росший неподалеку. Когда они были маленькими, папа посадил для каждого по цветку.

– Что это все значит, Мигель?

– В городе ходят слухи, что Луис собирается захватить ранчо любым способом. Теперь это становится похоже на правду, и мы, наверно, уедем в Соединенные Штаты и попробуем найти там работу.

Эсперанса покачала головой, словно возражая. Она и представить не могла, как будет жить без Гортензии, Альфонсо и Мигеля.

– Мы с отцом потеряли веру в нашу страну. Мы были рождены слугами и, как бы ни трудились, все равно останемся здесь только слугами. Твой отец был хорошим человеком. Он дал нам клочок земли и лачугу. Но твои дяди… сама знаешь, какая о них идет слава. Они всё у нас отберут и будут обращаться с нами как со скотом. На них мы не станем работать. В Штатах нас ждет тяжелая работа, но, по крайней мере, мы получим шанс стать чем-то большим, чем слуги.

– Но мама и бабушка… им нужны… вы нам нужны.

– Отец говорит, что мы не уедем, пока еще можно будет оставаться здесь. – Мигель придвинулся и взял ее руку. – Мне жаль, что так случилось с твоим папой.

В его прикосновении было столько тепла, что сердце Эсперансы забилось быстрее. Она посмотрела на свою руку, которую держал Мигель, и почувствовала, как заливается румянцем. Удивляясь собственному смущению, Эсперанса отодвинулась от Мигеля, встала и принялась разглядывать розы.

Неловкое молчание разъединило их, словно стена.

Она бросила на Мигеля быстрый взгляд.

Он все еще смотрел на нее, и его глаза были полны боли. Перед тем как уйти, Мигель тихо сказал:

– Ты была права Эсперанса. В Мексике нас разделяет река. Мы на разных берегах…

Эсперанса поднялась к себе в комнату, думая о том, что все идет не так, как надо. Она медленно обошла вокруг кровати, прикасаясь к резным столбикам. Девочка пересчитала кукол, выстроенных в ряд на комоде: тринадцать, по одной на каждый день рождения. Когда папа был жив, все было в порядке – как эти куклы, расположенные в ряд.