Виктор Сафронов - Легионеры

С кастетом на правой руке, над ним склонился Солдафон. По его виду было понятно, что он под пытками, пытался выведать у безобидного Степана Андреевича, какую-нибудь страшную правду. Сейчас его голова была повернута в сторону вошедшего. Взгляд выражал удивление. Заметно было видно, что оно пришло на смену превосходству, которое имело место в момент избиения связанного старика.

Еще двое громил стояли рядом и своими жирными тушами лениво заполняли остальное пространство. Четвертый гад, лежал накрытый дверью. Не святая троица стояла весьма удачно, образуя неправильный треугольник. Открывшаяся взору кровавая картина, совершенно не напоминала Алексею, монументальное полотно 1950 года, того же Б. Иогансона «Выступление В. И. Ленина на 3-м съезде комсомола». Хотя стоя под дверью, кое-какие отрывки тезисов, из планируемых для дальнейших выступлений, он слышал.

Непрошеный гость, правильно оценив обстановку и не ожидая великого чуда природы — потери сознания от удара ломом по голове, взял инициативу неформального общения с налетчиками в свои руки… и ноги тоже. Ради правды и не на такое пойдешь.

Неизвестно, что больше ударило при этом ему в голову, кровь правдолюба или моча бойца спецназа армейской разведки. Впрочем, для тех кто стоял перед ним, это было не принципиально, а чуть позже, уже и не важно.

После того как на одного из бандюков упала дверь, совершенно не причинив ему никакого вреда, кроме длительной потери сознания, прошло не больше секунды, ну, от силы полторы.

Непрошеный гость, будучи гораздо хуже татарина, сделал всего три шага и шесть взмахов руками, т. е. всего девять энергичных движений.

Комплекс физупражнений для утренней гимнастики включал в себя: одно движение — ногой, снизу вверх в промежность и два — левой и правой рукой, попеременно, в область переносицы и гортани. После этого — шаг в сторону рядом стоящего. Последовательность движений не меняется.

И еще в сторону…

Результат производственной гимнастики йогов…

Вся троица мародеров валялась на заплеванном и залитом кровью полу, не успев внятно и толком объяснить Гусарову, причину столь поздней сверхурочной работы.

После того, как он посмотрел на валяющихся в совершеннейшем беспорядке у него под ногами «мокрушников», он зачем-то подумал…

Взгляд упал на руку с кастетом…

Потом, на разбитое лицо Механика…

Подумал после этого еще раз…

И поднял-таки руку, в которой удобно лежал хромированный кастет, украшенный фашистской свастикой…

Бесцельно растрачивая на пустяки и безделицу полученные знания. Взял… И резким движением сделал еще одно, десятое по счету круговое движение. Выворачивая из суставной сумки плечевого пояса, руку Солдафона…

Паренек наверное только притворялся насмерть убитым. Ему, «volens nolens» пришлось подать сигнал опасности. Он так заорал от внезапно возникшей боли, что Алексей даже невольно поморщился, но руку не отпустил. Кровь или другая субстанция, того, что до этого ударила в голову, сделала обратный поворот и отлилась туда, где была ранее. Правда, руку в нужном направлении, он все-таки довернул, разрывая при этом, нетренированные преступные связки и сухожилия Семы, тем самым лишая его сознания.

Такой принципиальный оказался, не приведи Господь. Привык, понимаешь, все доводить до конца. Раз начал дело — закончи его.

Закончил.

Только после этого, бросился к Механику, оказывать первую необходимую помощь.

Подняв веко уцелевшего глаза, он, если можно было так сказать, несколько успокоился. Зрачок Механика сокращался, реагируя на свет. Но сам он был без сознания, то ли от того, что его задели при исполнении группового комплекса физзарядки, то ли опять заснул от выпитого.

Валявшимся здесь же под ногами, непременным бандитским атрибутом, ножом, перерезал липкую ленту и легко подняв на руки безжизненное тело, вынес его по пожарной лестнице на воздух ночного Гамбурга.

— Потерпи, старик, потерпи… Только не умирай… Все будет хорошо…

Просящим, умоляющим голосом, всхлипывая бормотал он, укладывая его на пол.

Срочно нужен был телефон. Он вспомнил, что у одного из мордоворотов, перед тем, как тот завалился навзничь, был сотовый аппарат.

Рывками опять побежал туда, где лежали тела бандитов и их жертв. За время вынужденного отсутствия в комнатенке ничего не изменилось. Даже вода нигде не капала, монотонно и гулко. Все лежали так, как были уложены — в беспорядке, но надежно.

К сожалению телефон, который он видел, был расплющен и раздавлен. Пришлось по очереди обыскать всех. Партмоне, пистолет, запасная обойма, презервативы… У всех «гопников» в карманах был одинаковый набор вещей первой необходимости. Телефон нашелся у Солдафона, у него же были и ключи от машины, и даже початая упаковка белого порошка. Однако выяснять, что за порошок и с чем его едят не было времени. Он засомневался…

Звонить в полицию или скорую помощь…

Может быть… Сначала Залупенко… Хотя он мог быть во все это замешан… Очень сильно сомневаясь, все-таки позвонил Афанасичу. Распорядок жизнь, в свое время регламентированный дисциплинарными уставами несения караульной и другой службы, давал о себе знать даже в такие, казалось бы, далекие от этой самой службы моменты. Обо всем доложить вышестоящему начальнику, а дальше действовать по обстоятельствам.

Пока шли гудки, он опять посмотрел на часы. Времени, с того момента, когда он первый раз зафиксировал для себя (ну, не для протокола же) время, прошло всего-то двадцать две минуты. Раздался сонный и чувствовалось, пьяный голос Залупенко. Гусаров, нетерпеливо расхаживая по коридору выразительно и вкратце, рассказал ему события последнего получаса.

— Ты полицию вызвал?

Не встревожено, а благим матом закричал Залупенко, отбросив в сторону актерские потуги… Чувствовалось, что он серьезно напуган.

— Нет. Хотел сначала посоветоваться. Тем более надо срочно помочь Механику. Боюсь эти скоты сломали ему ребра и проломили череп.

— Через полчаса, ну максимум минут сорок, подъедет врач со всем необходимым. Ты его знаешь, — он запыхтел в трубку и почти зарыдал. — Лешенька, не губи. Полицию только не вызывай. У меня скоро намечается новое строительство… Заплачу… Отблагодарю…

— Я жду врача, — заорал в трубку Алексей. — Кончай разводить сопли… Механик умирает… Шкура!…Твою мать. У тебя только деньги на уме… Поторопись! Сука!

И в сердцах швырнул телефон в стену. Телефон превратился в мелкие брызги. Схватив чью-то шмотку, сбежал вниз, посмотрел, как себя чувствует Степан Андреевич. Сел рядом. Подложил ему под голову чужую куртку. Попытался успокоиться. Но нервная дрожь сотрясающая тело, не давала спокойно усидеть на одном месте. Он опять побежал наверх…