Ростислав Самбук - Марафон длиной в неделю

— На втором этаже живет пан Палкив, — наконец решился он. — Тетка тут у него оставалась, а пан Палкив куда-то уезжал, а теперь возвратился. Тетка умерла, так пан сам двухкомнатную квартиру занимает.

Разговор вошел в нужное русло, и майор немедленно воспользовался этим:

— И кто этот Палкив? Где работает?

Горихив беспомощно развел руками.

— Мне это неизвестно.

— А я считал, что каждый сосед хоть немного знает о тех, кто живет с ним рядом.

— Этот пан такой таинственный... Вежливый, но неразговорчивый, и даже тетка ничего не знала о нем. Свыше года пропадал, я думаю, прятался от немцев или служил где-то, ведь такой солидный пан должен быть занят чем-то, не правда ли?

— Чистая правда, — подтвердил Бобренок, подумав: если бы этот суховатый, подтянутый и предупредительный человек знал, где именно находился целый год пан Палкив и чем занимался, никогда не поверил бы. — А с кем пан Палкив знается? — спросил он. — С кем из жильцов дома близок?

Горихив пожал плечами:

— Мы ни с кем не общаемся. Жена с дочерью на работе, да и я бездельничаю лишь несколько дней, а то работал на пивзаводе.

— Прошу извинить, — решительно поднялся Бобренок. — Кстати, бывший хозяин дома теперь живет здесь?

— Хозяйка, — поправил Горихив. — Дом принадлежал пани Валявской, и ей дали сейчас комнату на втором этаже.

— Номер?

— Чего?

— Квартиры Валявской, конечно.

— Слева на втором этаже. Комната темноватая, с окнами во двор, наверно, пани недовольна, когда-то сама занимала весь третий этаж. И зачем человеку столько?

В его вопросе прозвучало неподдельное удивление и возмущение, и Толкунов не преминул объяснить:

— Натура такая — буржуйская!

— Пожалуй, пан прав, — сразу охотно согласился Горихив. Вдруг спохватился и сказал: — Извините, но ничего, кроме гербаты, предложить не могу.

Толкунов не знал, что «гербата» по-польски — «чай», и хотел уточнить, что имеет в виду хозяин, но Бобренок успел уже отказаться, и капитану не оставалось ничего, как последовать его примеру.

На второй этаж вела закругленная деревянная лестница с резными перилами. Дом когда-то был явно не из дешевых, но давно не ремонтировался, ступеньки скрипели и прогибались под ногами, на стенах кое-где обвалилась штукатурка, пахло чем-то кислым — резкий и неприятный запах, Бобренок скривился и даже чихнул.

— А навозца не нюхал? — ехидно хохотнул Толкунов.

Бобренок вспомнил, как резко пахнет вывезенный в поле навоз, но не стал препираться с капитаном, потому что они уже стояли перед слегка покосившейся, с осыпавшейся краской дверью квартиры бывшей владелицы дома. Толкунов поднял руку, чтобы постучать, но майор остановил его.

— Сначала туда, — указал Бобренок на противоположную квартиру.

— Почему?

Майор кивнул на двери в глубине лестничной клетки:

— Там Палкив. Зайдем после Валявской.

— Угу, — согласился Толкунов и позвонил.

Никто не спешил открывать, позвонил второй раз. За дверью послышались легкие шаги. Им открыла девушка, совсем еще юная, лет восемнадцати, курносая и задорная, как сразу определил Бобренок, увидев косички с бантами, торчавшими у нее на голове. Не спросила офицеров, кто они и откуда, улыбнулась светло, чуть ли не радостно, и сказала твердо, даже требовательно:

— Прошу, входите, пожалуйста, что же вы стоите?

Бобренок начал объяснять, откуда они и зачем пришли, девушка пропустила мимо ушей эти объяснения, очевидно, для нее был важен сам факт появления офицеров на пороге квартиры, потому что, топнув ногой, обутой в войлочную туфлю, повторила:

— Прошу!

В комнате кроме стола со стульями стоял диван, в углу — этажерка с книгами. Совсем мало мебели для такого большого помещения, и от этого комната казалась еще большей и какой-то холодной, необжитой.

Майор обошел вокруг стола и спросил:

— Квартира двухкомнатная?

— А у нас там спальня... — Девушка направилась к дверям, чтобы показать, но Бобренок остановил ее.

— Не могли бы вы потесниться? — поинтересовался он вежливо. — Принять квартирантов — офицера или двоих? Правда, — осмотрелся, — тут лишь одна кровать...

— Есть раскладушка, — поспешила сообщить девушка, — и если офицер не побрезгует спать на раскладушке...

— Не побрезгует, — заверил Толкунов, — наш офицер не какой-то там пан, и ему всякие роскошные диваны и перины не нужны.

— Только... — Девушка запнулась. — Только одеяла у нас нет, потому что все распродали, — добавила она решительно.

— Будет одеяло, будет и белье, — предупредил Бобренок. — Тут живете вы и?..

— Я с мамой, — быстро объяснила девушка. — Мама на работе, а я в университет поступаю...

— Вот так, сейчас? — усомнился Бобренок и обвел взглядом пустую комнату.

— Собираюсь поступать, — уточнила она.

Толкунов тем временем подошел к окну, выглянул. Отсюда просматривалась вся улица, и если девушка заметила что-то... Спросил:

— А соседи у вас кто?

— Пан Палкив с племянником. Фактически сам пан Палкив, ведь племянник только вчера из села приехал. А слева — старая пани Валявская, бывшая владелица дома.

— У этого Палкива, — начал осторожно зондировать, почву Бобренок, — еще никто не расквартирован? Офицеры или гражданские?

— В нашем доме пока никого не поселили.

— А нам говорили, что у Палкива кто-то живет.

— Нет, — возразила девушка, — тетка у него недавно умерла, еще, правда, при немцах, а пан Палкив совсем недавно появился, даже на похороны не успел. И никто к нему не ходит, вот только хлопец из села прибыл. Я так понимаю, пан в трауре по тетке, значит, печалится и никого не хочет видеть.

Информация была довольно исчерпывающей, и Бобренок направился к выходу, а Толкунов спросил у девушки:

— Вы в окно часто смотрите?

Видно, вопрос удивил ее, так как ответила растерянно:

— Вообще, да... Но для чего вам?

— Может, видели: пан Палкив встречается с кем-нибудь на улице? Или ожидал тут его кто?

— Нет, пан такой солидный, важный даже. — Девушка улыбнулась весело, не очень-то одобряя неприступность своего соседа. — Ходит, будто жердь проглотил.

Толкунов вздохнул и последовал за майором, однако девушка остановила их.

— Когда же... — спросила она смущенно, — когда ожидать ваших офицеров?

Бобренок вдруг понял, что вводить в заблуждение эту наивную девушку негоже, решил сегодня же связаться с комендатурой и пообещал уверенно:

— Завтра или послезавтра.

Не успел майор постучать в дверь Валявской, только поднял руку, как она распахнулась и полная, седая и непричесанная женщина появилась на пороге, заслонила своим тучным телом вход в квартиру и спросила коротко и отрывисто:

— Кто?

— Из военной комендатуры, — так же коротко ответил Бобренок.