Юрий Карчевский - Схватка с чудовищами

— Подписывайте.

— Беда мне с тобой. — Мюллер еще раз посмотрел на Альбину, но та была по-прежнему спокойна, казалось, ее ничего не волновало. — Я позвоню Хейфицу о тебе. Скажу, чтобы не обижал сам и не позволял обижать другим.

— Я признательна вам, обергруппенфюрер. — Лицо гестаповки засветилось от радости.

— А это тебе за успешную работу в Берлине. — Мюллер вручил ей «Железный крест» второй степени. — Надеюсь, покажешь тамошним мужикам, как надо трудиться на благо нашего Отечества.

— Служу Германии фюрера! — ответила Альбина бойко.

— Gluckliche Reise! — пожелал ей счастливого пути Мюллер.

Она знала, что шеф гестапо Мюллер, этот тучный мужчина с лицом мясника, был требователен к подчиненным и даже суров с ними. Его боялись ослушаться и в центре, и на периферии. То, что он отныне становился ее покровителем, вселяло уверенность. Но Мюллер был еще и жесток к врагам наци. В гестаповской тюрьме на Принц-Альбертштрассе, в концлагерях, куда загонялись немецкие патриоты, им отрабатывались методы воздействия на них — изощренные пытки, утонченные убийства. Тех, кто использовал это не в полной мере, называл либералами и наказывал за нерадивость. «Видимо, и к Хейфицу он подходит с той же меркой», — подумала Альбина. Вернувшись к себе в кабинет, обратилась к материалам о городе Поставы, чтобы подготовиться к встрече с ним.

Альбина вылетела в Поставы поздней июльской ночью попутным санитарным самолетом, совершавшим рейс за ранеными воинами. Ожидание встречи с Родиной волновало. Она покинула ее, когда там война лишь начиналась. Сейчас она истекает кровью, но и захватчикам приходится не сладко.

Прибалтика. Беларусь.

На рассвете через иллюминатор в районе озера Нарочь наблюдала взрывы разной силы. Понимала: то партизаны ведут свою войну в тылу гитлеровской армии, создавая оккупантам невыносимые условия, вынуждая их отвлекать значительные силы с фронта. Понимала, что рискует больше, нежели в Берлине, но сердце подсказывало: в это тяжелое для Отечества время ее место здесь.

И вдруг летчик прокричал Альбине:

— Впереди город Поставы на реке Мяделька.

Альбина увидела вспышку огромной силы и следом за ней пламя.

И снова летчик объяснял:

— Горит водокачка. Должно быть, лесные бандиты взорвали. Озоруют, сволочи. Никакого житья от них. Я воевал во Франции и в Африке. Но только в этой стране Недочеловеков противник ведет войну, не придерживаясь правил.

— Вот как… — Слово «Недочеловеки» резануло слух Альбины, как и тогда, когда слышала его из уст Геббельса. Но представила себе, как земля горит под ногами оккупантов, и в душе радовалась этому.

— А в прошлый мой прилет сюда, — старался преодолеть шум моторов пилот, — бандиты и вовсе разгромили гарнизон наших войск в соседнем городе Побрады. Отсюда километров сорок.

— Там что, Службы безопасности нет, не могли заранее знать о налете?

— Службу безопасности тоже разгромили. Горотдел сожгли дотла, а его начальника в плен захватили и отправили в Москву.

Из груди Альбины чуть не вырвалось: «Молодцы наши!», но она прокричала в ухо летчику совсем другое:

— И что же, все это осталось безнаказанным?

— Не думаю. Во всяком случае, готовили карательную акцию возмездия.

Самолет коснулся земли. Альбина отчетливо представляла себе, какое пекло ее ожидало. Тем нужнее она в этом городе, расположенном между Берлином и Москвой. В Поставах дислоцируется штаб одной из группировок вермахта, находится ваффеншуле «Цеппелина», наведываются туда разного рода проверяющие и инспектирующие из Берлина. Имеются гарнизонный клуб и офицерская столовая, где можно выходить на немцев, обладающих секретной информацией, касающейся планов командования армии, настроений нацистской элиты…

Стефан Хейфиц встретил Альбину Тишауэр внешне радушно. Помог снять комнату у надежной хозяйки. Объяснил сложность положения в городе и окрест него. Предупредил о необходимости соблюдать осторожность в общении с русскими. Ввел в круг ее многочисленных служебных обязанностей. Из головы же его не выходило одно: о переводе фрейлейн из берлинского аппарата в Поставь звонил сам Мюллер. Честь, которой удостаивается далеко не каждый гестаповец. Кто она ему? Своячница? Любовница? А может быть… Может быть, она имеет поручение доносить обо мне?.. Ему не было, чего опасаться. Но если кому-либо захочется что-то откопать, всегда найдется. С первых же дней Хейфиц присматривался к Альбине. Доверял и в то же время относился с опаской.

В работу Альбина включилась сразу, как опытная гестаповка. К этому вынуждала оперативная обстановка в городе, в ближайших селениях. Да и в аппарате Службы безопасности и СД она была единственным переводчиком. Хейфица поражала в ней безотказность при выполнении его распоряжений и поручений, редкая способность все схватывать на лету. Он ценил ее способность синхронно переводить русскую речь, быстро делать письменные переводы любой сложности. Называл он ее уважительно — госпожа баронесса, иногда по имени, либо просто фрейлейн.

Присматривалась к нему и Альбина. Вскоре поняла, что имеет дело с человеком, преданным нацистской партии, фюреру, Великой Германии. Достаточно мудрого и решительного в своих действиях начальника. Правда, не все ей нравилось из того, что он предпринимал, но об этом она ему, разумеется, не говорила, чтобы не обострять с ним отношений.

В Берлине Альбине Тишауэр было легче, хотя риск тот же, но здесь ее родная земля, и больно видеть, как она взрывается, горит. В Поставах к тому же угнетало собственное бессилие, поскольку видела страдания соотечественников и не могла им помочь.

Первое, что ее поразило, это приказ военного коменданта города, который она прочла на одном из столбов. «За хранение оружия и радиоаппаратуры, за порчу телефонных проводов, за укрывательство красноармейцев — расстрел. За поддержку партизан и подпольщиков — виселица. С наступлением темноты и до рассвета покидать свои дома запрещается. Задержанные на дорогах или в лесу подлежат расстрелу на месте. Тем, кто донесет властям о вражеских радиопередатчиках и минных полях, — хорошее вознаграждение. Жители Постав! Помогайте немецкой армии строить Новый порядок, и вам будет лучше жить!»

Одним словом, не дышать, не сопротивляться! Разрешается только предавать, выдавать, фискалить! — гневно обобщила прочитанное Альбина. И подумала: избежала провала в Берлине, избегу и здесь. Однако не слишком ли я самонадеянна? Запеленговать рацию в провинциальном городке проще, нежели в крупном индустриальном центре. Но и работа через связника тоже не гарантирует от провала, к тому же не обеспечивает срочности.

Вскоре Альбина оказалась свидетельницей того, как этот приказ военного коменданта осуществляется, и это ее потрясло. Краковский сгонял на городскую площадь жителей городка — стариков, детей, женщин. Когда они собрались, на их глазах повесили пятерых девушек-патриоток. Это было страшное зрелище, и ей чуть было не стало дурно. Даже Хейфиц заметил, что она побледнела.