Эдгар Берроуз - Тарзан - приёмыш обезьяны

Тогда д’Арно сердился и говорил:

— Вы не должны есть, как скот, Тарзан. Я так стараюсь сделать из вас джентльмена. Джентльмены не делают так — это просто ужасно!

Тарзан улыбался смущенно и снова брался за вилку и нож, но в душе он их ненавидел.

По дороге он рассказал д’Арно историю о большом сундуке, о том, как матросы зарыли его, как он его отрыл, перенес на сборное место обезьян и там зарыл снова.

— Должно быть, это сундук с кладом профессора Портера, — сообразил д’Арно. — Это очень, очень нехорошо, но, конечно, вы не знали!

Тарзан тут только вспомнил и понял письмо, написанное Джен Портер ее приятельнице, украденное им у нее в первый же день устройства пришельцев в его хижине. Теперь он знал, что было в сундуке и что он значил для Джен Портер.

— Завтра же вернемся назад за сундуком, — объявил он, обращаясь к д’Арно.

— Назад?! — воскликнул д’Арно. — Но, дорогой мой, мы уже три недели в пути, нам придется употребить еще три недели для обратного путешествия за кладом. И затем, при огромном весе сундука, для переноски которого потребовались четыре матроса, пройдут месяцы, пока мы опять дойдем до этого места.

— Но это нужно, друг мой, — настаивал Тарзан. — Идите дальше к цивилизации, а я вернусь за кладом. Один я смогу идти куда скорее.

— У меня есть план получше, Тарзан! — воскликнул д’Арно. — Мы вместе дойдем до ближайшего поселения. Там мы найдем гребное судно и вернемся за сокровищем морем вдоль берега, таким образом доставка его будет гораздо легче. Это и быстрее, и безопаснее, и не заставит нас разлучаться. Что вы думаете о моем плане, Тарзан?

— Идет! — сказал Тарзан. — Сокровище окажется на месте, когда бы мы не явились за ним, и хотя я мог бы сходить туда теперь и нагнать вас через месяц или два, но буду спокоен за вас, пока мы вместе. Когда я вижу, до чего вы беспомощны, д’Арно, я просто удивляюсь, как человеческий род мог избежать уничтожения за долгие века, о которых вы мне говорили. Одна Сабор могла бы истребить тысячи таких, как вы.

Д’Арно засмеялся:

— Вы будете более высокого мнения о своем роде, когда увидите его армии и флоты, огромные города и могучие механические приспособления. Тогда вы поймете, что ум, а не мускулы, ставит человеческое существо выше могучих зверей ваших джунглей. Одинокий и безоружный человек, конечно, не равен по силе крупному зверю, но если десять человек соберутся, они соединят свой ум и свои мускулы против диких врагов, в то время как звери, не способные рассуждать, никогда не задумаются о союзе против людей. Если бы было иначе, Тарзан, сколько прожили бы вы в диком лесу?

— Вы правы, д’Арно, — ответил Тарзан. — Если бы Керчак пришел на помощь Тублату в ночь Дум-Дума, мне был бы конец. Но Керчак не сумел воспользоваться таким подходящим для него случаем. Даже Кала, моя мать, не могла строить планов вперед. Она просто ела, сколько ей было нужно и когда она хотела есть. Находя много пищи в такие времена, когда мы голодали, она и не думала запасать ее впрок. Помню, она считала большой глупостью с моей стороны обременять себя излишней ношей во время переходов, хотя была очень рада есть вместе со мной, когда мы ничего не находили.

— Значит, вы знали свою мать, Тарзан? — спросил с удивлением д’Арно.

— Знал. Это была красивая обезьяна, больше меня ростом и тяжелее меня в два раза.

— А ваш отец? — спросил д’Арно.

— Его я не знал. Кала говорила, что он был белой обезьяной и безволосым, как я. Теперь знаю, что, должно быть, он был белым человеком.

Д’Арно долго и пристально рассматривал своего спутника.

— Тарзан, — сказал он наконец, — невозможно, чтобы обезьяна Кала была вашей матерью. Если это так, вы унаследовали бы хоть какие-нибудь особенности обезьяны. А у вас их совсем нет. Вы — чистокровный человек и, вероятно, сын высококультурных родителей. Неужели у вас нет хотя бы слабых указаний на ваше прошлое?

— Нет никаких, — ответил Тарзан.

— Никаких записок в хижине, которые могли бы пролить какой-нибудь свет на жизнь ее прежних обитателей?

— Я прочел все, что было в хижине, за исключением одной книжки, которая, как я знаю теперь, была написана не по-английски, а на каком-то другом языке. Может быть, вы сумеете прочесть ее.

Тарзан вытащил со дна своего колчана маленькую черную книжку и подал ее своему спутнику.

Д’Арно взглянул на заглавный лист.

— Это дневник Джона Клейтона, лорда Грэйстока, английского дворянина, и он написан по-французски, — сказал он и тут же принялся читать написанный более двадцати лет назад дневник, в котором передавались подробности истории, уже нам известной, — истории приключений, лишений и горестей Джона Клейтона и его жены Элис со дня их отъезда из Англии. Оканчивался дневник за час до того, как Клейтон был сражен насмерть Керчаком.

Д’Арно читал громко. По временам его голос срывался, и он был вынужден останавливаться. Какая страшная безнадежность сквозила между строками!

По временам он оглядывался на Тарзана. Но обезьяна-человек сидел на корточках неподвижный, как каменный идол.

Только когда начались упоминания о малютке, тон в дневнике изменился, исчезла нота отчаяния, вкравшаяся в дневник после первых двух месяцев пребывания на берегу. Теперь он был окрашен каким-то тихим счастьем, производившем еще более грустное впечатление, чем все остальное.

Одна из записей звучала почти бодро:

«Сегодня моему мальчику исполнилось шесть месяцев. Он сидит на коленях Элис у стола, за которым пишу я, это счастливый, здоровый, прекрасный ребенок.

Так или иначе, даже против здравого смысла, мне представляется, что я вижу его взрослым, занявшим в свете положение отца, и этот второй Джон Клейтон покрывает новою славой род Грэй-стоков.

И вот, как будто для того, чтобы придать моему пророчеству вес своей подписью, он схватил мое перо в пухленький кулачок и поставил на странице печать своих крошечных пальчиков, перепачканных в чернилах».

И тут же на полях страницы были видны слабые и наполовину замазанные оттиски четырех крошечных пальчиков и внешняя часть большого пальца.

Когда д’Арно кончил читать, оба человека просидели некоторое время молча.

— Скажите, Тарзан, о чем вы думаете? — спросил д’Арно. — Разве эта маленькая книжечка не раскрыла перед вами тайну вашего происхождения? Да ведь вы же лорд Грэйсток!

Голова Тарзана поникла.

— В книжке все время говорят только об одном ребенке, — ответил он. — Маленький скелетик его лежал в колыбели, где он умер от голода. Он лежал там с первого дня, как я вошел в хижину, и до того дня, когда экспедиция профессора Портера похоронила его рядом с отцом и матерью у стены хижины. Это и был ребенок, упоминаемый в дневнике, и тайна моего происхождения стала еще темнее, чем прежде, потому что последнее время я сам много думал о возможности, что эта хижина была местом моего рождения. Я думаю, Кала говорила правду, — грустно заключил Тарзан.