Андре Лори - Искатели золота

Судно «Дюранс» трансатлантической компании, выйдя из залива Адена, уже два дня летело на всех парах по Индийскому океану, держа курс к порту Дурбан. Был вечер, после обеда. На корме шло большое празднество с благотворительной целью. Пассажиры всех классов, имевшие счастливую возможность подышать посвежевшим воздухом после нестерпимой арабской жары, разместились рядами перед небольшим импровизированным театром.

Взоры всех были устремлены на сцену, опустевшую на несколько минут, и утомленное внимание слушателей казалось вдруг возбужденным. Подходили к самому интересному месту программы. До сих пор зрители слушали и аплодировали, больше из приличия, монологу «l'Obsession», произнесенному неуверенным голосом молодым французом, Генрихом Массеем, только что выпущенным из центрального училища искусств и мануфактур; затем — сонате Бетховена, исполненной на рояле его сестрой, Колеттой, не особенно талантливо; соло флейты, «попурри» из «Dame Blanche», сыгранному не очень уверенно Брандевином, марсельским коммерсантом; арии «Yean Bart», пропетой грубым голосом самим командиром, Франкером, и многим другим вещам все в том же роде. Публика рукоплескала не столько талантам любителей-артистов, сколько их усердию.

Все прекрасно понимали, что тут важно было найти предлог, чтобы сделать необходимый сбор для облегчения жестокого несчастья: помощник кочегара-машиниста, вследствие неосторожности, погиб во время стоянки «Дюранса» у Обока, где судно делало запас угля. После него осталось многочисленное семейство. Эта трагическая смерть произвела на всех сильное впечатление; все отнеслись сочувственно к ужасному положению несчастной вдовы, матери четырех детей. Видя всеобщее сожаление, командир решил воспользоваться им, чтобы помочь бедной женщине. Обратившись к содействию желающих принять участие, он устроил концерт, конечно, с неважной программой, но зато с такими высокими ценами на билеты, которые могли соперничать с оперой Ковент-Гардена в Лондоне.

Однако в этом представлении фигурировали не только флейта, пианино и монологи. В середине программки, разукрашенной рисунками, значилось крупными буквами:

СЕАНС ФОКУСНИЧЕСТВА

испол. доктором Ломондом.

Вот этого-то номера публика и ждала с большим нетерпением. Зрелища, в которых играют роль ловкость и умение вызвать сверхъестественные явления и поразить ими ум, всегда пользуются необыкновенным успехом.

Эта блестящая мысль, поместить в программу фокусничество, пришла в голову Жерару Массею, мальчику четырнадцати-пятнадцати лет. Сам доктор не додумался бы до этого. От природы меланхолик, скромный и довольно скрытный, доктор Ломонд представлял из себя совершенную противоположность болтливому хвастуну, который подвизается на подмостках с кубками и стаканами.

Страстно влюбленный в науку, он все свободное время посвящал любопытным исследованиям и упражнениям. Ни одна из отраслей знаний не казалась ему недоступной или не стоящей внимания; его кабинет был переполнен всевозможными ретортами и колбами; тут можно было найти коллекции по геологии, ботанике, образчики доисторической эпохи, скелеты, гербарии, телескопы, микроскопы, редкие книги и прочее, — все это указывало на тщательность и разнообразие его занятий.

Магия интересовала его наравне с другими науками. Подобно молодому Гёте, ему хотелось познать тайны кабалистики. Однажды, во время своих эксцентричных работ, он встретился с очень искусным физиком итальянцем, который был в то же время и фокусником. Последний посвятил его в тайны своей профессии, и доктор усвоил их с большой легкостью.

Но вследствие врожденной скромности, Ломонд не любил распространяться о своих работах и талантах, а тем более он скрыл бы от всех свое знание фокусов, если бы в дело не вмешался молодой Массей.

За долгие часы плавания между ученым доктором и юным гимназистом установились самые дружеские, товарищеские отношения. Несмотря на разницу лет и темперамент (Жерар обладал пылкой и восприимчивой натурой, тогда как доктор отличался спокойствием и сдержанностью), Ломонд признал в нем ум, родственный своему, а потому и почувствовал большую симпатию к этому честному, развитому и любознательному ребенку, старающемуся уяснить себе тысячи феноменов, поражающих его, не из простого любопытства, а из потребности жажды знаний.

Понемногу Жерар получил право на вход в знаменитую каюту доктора, где этот последний, не стесняясь, производил при нем свои химические опыты; он объяснил также Жерару некоторые явления, вызываемые внушением, которыми он особенно занимался последнее время. Увлекшись однажды, он показал ему несколько замечательных фокусов с картами, где играли главную роль ловкость и магнетизм. Восторгу молодого ученика не было границ, и с этой минуты он стал считать доктора самым великим человеком во всей вселенной. Он не менее восхищался и географическими познаниями доктора. Жерара особенно интересовала Африка, которую он видел только издали, проезжая по Суэцкому каналу и Красному морю, и к которой он должен был пристать со своими родными с западной стороны Мозамбикского пролива. Он очень усердно изучал морские карты судна и своего атласа. Он даже нарисовал себе карту величиной с ладонь с обозначением контуров берегов, и разрисовал их различными красками, смотря по европейским национальностям, занимающим их. Он постоянно имел при себе этот рисунок и, глядя на него, припоминал грустную историю медленных завоеваний Африки великими путешественниками, завоеваний, которые представляют собой яркую страницу истории настоящего столетия.

Они начались Францией с севера — Египта и Алжира, на юге — Голландией и Англией с мыса Доброй Надежды. Затем шли: открытие Судана и Страны Озер в восточной части материка, Конго и Нигера — с запада, далее, эмиграция голландских колонистов с юга Африки на север; португальцы, попадающие одновременно с восточной и западной стороны; Германия и Италия, принимающие участие в этом движении, одна — через Гвинейский залив, другая через Эритрею.

Весь этот наплыв европейцев, их усилия, сопряженные нередко с геройскими подвигами и жертвами, — все было направлено к этому таинственному материку, хотя до сих пор не привело еще ни к каким результатам, если не считать появления новых точек и полос на географической карте.

Жерар мысленно сроднился с отважными путешественниками. Чувствуя близость Африки, он мечтал, что, быть может, и ему удастся пойти по их следам и потрудиться для великого дела, начатого ими. Конечно, и во всем этом он считал доктора Ломонда своим оракулом.