Владимир Рыбин - Искатель. 1981. Выпуск №2

Еще сутки дежурил «Ильмус» в системе оранжевого карлика кси Голубого Колодца. Сверхоборотни больше не появлялись. Странным образом вырвавшись из ловушки, они снова ушли в космос, и на этот раз вероятность их последующего обнаружения падала почти до нуля. Как сказал Сергиенко:

– Не будут же они вечно идти по прямой! Еще предстоит объяснить, почему они шли прямолинейно, никуда не сворачивая, так долго.

– А может быть, это дрейф? – пробормотал Джаваир.

– Дрейф со скоростью выше световой? Дрейф с избирательными остановками? Странный дрейф…

Грехов встретил Диего Вирта и шепнул ему:

– С оборотнем надо бороться его же оружием..

По случайности в зале в этот миг повисла тишина, и его шепот услышали многие.

– Каким же? – спросил Банглин, упираясь в аса пронзительными желтыми глазами.

Грехов с некоторой долей досады пожал плечами:

– Оружие сверхоборотня – способность к сверхподражанию. Почему бы и нам не скопировать что-либо для приманки? Облик самого сверхоборотня, например. Может, увидев его, они подойдут «познакомиться». Или… ну, не знаю, что еще.

– Это мысль, – произнес Торанц.

– Вот и проанализируйте эту мысль. – Банглин резко обернулся к руководителю первого сектора. – Только не слишком долго. Если все же допустить, что сверхоборотни и дальше будут идти по прямой, а, кстати, ничего другого нам не остается, – что у них на пути следующее?

– Гамма Суинберна, – ответил Вигдор. – Сто пять парсеков. Предел для прямого хода наших кораблей. Если они будут двигаться с прежней скоростью, то появятся там дней через семь-девять.

– Семь дней, – повторил Банглин. – Что ж, видимо, придется давать сигнал опасности по всей Спирали. Уверенности в том, что они не свернут с пути, у нас нет, и надо успеть подготовиться к встрече с ними во всех системах.

– Может быть, не стоит торопиться с сигналом? – пробормотал Торанц, не глядя на заместителя председателя ВКС. Неудачи с захватом сверхоборотня ложились прежде всего на службу УАСС, и было горько осознавать себя виноватым, хотя, в общем-то, винить в неудачах было некого. В истории расселения человечества в Галактике подобных инцидентов не было, и учиться приходилось на своих собственных ошибках.

– Нет, – глухо сказал Банглин, – если бы мы рисковали с вами только своей репутацией…

Баззер медленно опускался в глубокую воронку планеты – именно такой представлялась она с высоты в сорок километров. До сплошного голубого облачного покрова оставалось совсем немного, когда корабль перестал двигаться и замер.

Около часа он висел неподвижно, не выказывая признаков жизни. Потом скачком прыгнул вверх, прочь от планеты. На его месте остался черный ребристый шар диаметром около двухсот метров. Шар подождал ровно столько, сколько понадобилось баззеру для перехода на другую орбиту, затем вдруг словно взорвался, превращаясь в бурое непрозрачное облако, отчетливо видимое в разреженном воздухе стратосферы…

Грехов наблюдал эту картину с поверхности планеты, опустившись на иглоколе задолго до появления шара. Шар, конечно, загадочным не был, представлял он собой генератор силового поля и в данный момент превращался в копию сверхоборотня.

Бурое облако достигло полутора километров в поперечнике и застыло.

Грехов, один из немногих видевший сверхоборотня вблизи, отметил большое сходство копии с оригиналом. Лишь цвет копии, как показалось асу, не соответствовал цвету настоящего оборотня, ведь он видел последнего черным.

– Ну все, – вздохнул Грехов и посмотрел на невозмутимую физиономию Диего Вирта. Между иглоколами была включена постоянная связь, и асы могли разговаривать друг с другом, словно находясь рядом.

Всего на поверхности планеты, многим напоминавшей Конкус, ожидали своей работы четыре иглокола, оснащенные дополнительным энергетическим оборудованием. По мысли руководителей операции, они должны были взлететь, как только группа оборотней подойдет к ловушке, и, включив концентраторы гравиполя, как бы «вморозить» всю группу в сверхплотное силовое поле, чтобы не дать ей уйти.

Эксперимент был опасен, и экипажи иглоколов состояли всего из трех человек: пилота и двух спасателей. Грехов пошел в паре с Забарой. Пилотом на его корабле был Саша Лех, добродушный и мягкий на вид великан.

– Будем ждать, – сказал Вирт в ответ на вздох Грехова. – Видимо, это наш последний шанс. Пока что в этой игре пять- ноль в пользу сверхоборотней, а?

– Предупреждение дано по всем системам, – возразил Танич, появляясь в соседнем видеоме. – Где-нибудь эти оборотни найдут себе конец.

– Дело не в том, что они будут истреблены; мне, кстати, такой конец противен. Прежде чем уничтожать кого-либо, надо хотя бы попытаться понять его, а наши неудачи говорят о многом: о нашей беспомощности, традиционном подходе к решению задач поиска оборотней, несовершенстве логического аппарата… ну и так далее. Тот, кто назвал этих существ сверхоборотнями, смотрел в корень. Такой суперподражатель может предстать кем угодно, и поймать его чрезвычайно трудно, если не совсем невозможно.

– Что ты этим хочешь сказать? – удивился Танич. – Не веришь в успех операции, так и скажи.

– Я и сам не знаю, чего хочу, – подумав, сказал Диего Вирт. – Зато я знаю, что я могу.

– Что ты можешь, покажут наши успехи, – пробормотал Грехов. – А вот неудачи показывают, чего мы стоим…

Диего иронически приподнял бровь.

– Устами младенца… а в общем-то ты прав. Время покажет, что мы можем и чего стоим.

На этом их короткий разговор и закончился. Танич пожелал осмотреть окрестности в месте посадки, Диего Вирт пошел спать, сославшись на «отсутствие стимулов к активной жизни».

Командиром четвертого иглокола был сам Вигдор, упросивший Торанца принять руководство всей операцией на себя. Еще на баззере Грехов слышал разговор начальника сектора с Банглиным.

– Почему вы посылаете на планету начальников отделов? – резко спросил Банглин.

– Потому что они лучшие оперативные работники, – сухо ответил Торанц. – Я не могу рисковать успехом дела, посылая на самый важный участок менее опытных людей.

Самые опытные… Габриэль с тоской посмотрел на фиолетово-синий ландшафт, окружавший корабль. Вдруг остро захотелось увидеть Полину, взглянуть в ее теплые карие глаза, ощутить травяной запах волос, почувствовать нежность и ласку маленьких рук… Чувство одиночества охватило его неожиданно и сильно, как никогда раньше, и было это, вероятно, признаком усталости, а может быть, результатом долгих размышлений и самоанализа.

«Что-то тоскливо мне в последнее время», – подумал он, мысленно включая корабельный музфон. Как нарочно, первая запись оказалась грустной миниатюрой известного ансамбля «Василиск», и Грехов даже головой покачал, настолько мелодия соответствовала его настроению…