Алексей Федосов - Лекарь

Прислушался, мне показалось, что там кто сопит. — Открывай, Это Мухаммад пришел.

Сначала было тихо, потом раздалось какое-то поскребывание, словно меня пытались рассмотреть в щель. Наконец я услышал старческий дребезжащий голос, — Уйди, Иблис, Мухаммад умер, а тебе я не открою.

— Старик открывай это Я, Мухаммад, я вернулся в этот город.

Позади меня послышалось сопение, кто лез в эту дыру следом за мной, я резко развернулся и выкинул вперед руку, за неё схватили и дернули, прошептав голосом Ибрагима, — Ты мне чуть глаз не выбил, а что здесь? Тут кто живет?

За спиной послышался скрип ржавых петель, — Мухаммад, заходи, и тот, кто с тобой тоже. Зажился, я, может вы иблисы, и освободите мою душу.

Маленькая узкая клетушка, с крохотным окошком в ладонь шириной, через которое с трудом пробивается пыльный луч света. В двух шагах от нас, на полу сидит, человек впустивший нас. Лицо изрезанное глубокими морщинами в обрамлении остатков волос. Крупный нос с горбинкой, нависает над впалыми губами, когда он заговорил, верней зашамкал, во рту мелькнул один зуб.

— Ты назвался Мухамадом, — Спросил дедок, слеповато вглядываясь в Ибрагима.

— Нет, уважаемый, Это он Мухаммад, а я Ибрагим.

Словно не слыша ответа, продолжил. — Я знаю, что Ты умер. Твоя душа приходила ко мне и каялась в грехах. Я простил тебя. Так поэтому прошу тебя, забери мою душу. Устал я жить в одиночестве, почти не выхожу. Вот и сейчас с трудом смог встать и впустить того, кто принесет мне успокоение. — Говоря это, старик лег на спину, вытянулся, сложил на груди руки.

— Мухаммад, — Прошептал он совсем тихим голосом, ты вернул….

Я подождал немного, потом положил руку ему на грудь, ничего. Склонился, послушал его дыхание, не было. Выпрямившись, провел рукой по лицу, закрывая глаза.

— Это кто? — Прошептал Ибрагим.

— Это отец моей покойной жены. Много лет назад он проклял меня, обвинив в том, что это я виновен в смерти любимой дочери. Поверишь, я даже не оправдывался. Просто ушел.

— Ты женился на дочери этого нищего старика?

— Что ты, просто со смертью Ганийи, казалось, из его дома вынули душу. На него обрушились все беды, какие только были возможны. Он за год потерял всех сыновей, погибли на войнах, а потом пришла другая беда, мор. Из всей его родни он один остался в живых, словно в насмешку пережив детей, внуков и даже правнуков. У него было всё, что мог себе пожелать смертный, в его мастерской работало с полсотни человек. Я с ней познакомился в его лавке, куда пришел покупать лекарский инструмент. В тот день, она посмотрела мне в глаза, и вдруг сказала, что хочет быть моей женой. Она первая заговорила со мной, а я стоял и пылал лицом как мак, не в силах вымолвить и слова. Только и смог что, кивнуть головой словно дурачок. Она рассмеялась, звонким, как серебряные колокольчики, смехом, прикрыла лицо и убежала. А я стоял и смотрел ей вслед, глупо хлопая глазами.

— Так это его ты искал?

— Да!

— Он что был таким хорошим мастером?

— Он был лучшим! И все свои секреты унёс с собой.

— И что такого он знал? Старики обычно держатся традиций. И думаю что он был таким же.

— У меня бывало много всякого, что я покупал в разных лавках разных городов, но только его инструмент, был идеальным, он даже не ржавел. Его можно было не вытирать и не смазывать жиром. Он всегда оставался острым.

— Мухаммад. я столько лет живу в твоей стране, и видел много всякого, сначала я удивлялся чудесам, потом понял что они все творение рук человеческих. Но в это …. Поверить, не смогу, я воин и видел много всякого железа, но такого что б не ржавело, не встречал в своей жизни ни разу.

Я усмехнулся, — Жаль, что я не могу тебе показать его труды. Посмотри в том углу, может там есть вода? Мне надо подготовить тело и договориться потом, о его похоронах, он достоин того, чтоб быть нормально погребенным, а не зарытым как бездомная собака.

Ибрагим шагнул в угол, потряс сосуды, в одном раздалось бульканье, посмотрев по сторонам, он нашел глиняную миску и, наклонив кувшин, стал наливать воду. Она потекла тоненькой струйкой, а когда он наклонил сильней из него выпал сверток, замотанный в мягкую кожу. Шлепнулся в посудину, обрызгав всё вокруг. Со словами: а вот и клад, он вытащил, стряхнул капли и положил рядом, после этого долил до краев.

Я пододвинул её к себе поближе, приступил к гъусуль. После окончания я завернул тело в кяфан, сел рядом с телом умершего и стал читать намаз джаназа.

Очень скоро я закончил, покряхтев, как старик, поднялся на ноги.

— Ибрагим, ты, что затих друг мой, — С этими словами я повернулся к нему сидящему у самой двери коморки. Он задумчивым видом, рассматривал лежавший перед ним набор ножиков, крючков, зажимов. Всё было в идеальном состоянии, и блестело в тусклом дневном свете.

— Мухаммад, Я признаюсь в том, что был не прав. Я знаю, сколько должна пролежать в воде кожа, прежде чем станет осклизлой. Но! Они такие словно их сделали сегодня утром!

— Этому набору уже немало лет, он его делал как подарок, мне. Когда я ушел, оставил ему, не хотел брать ничего, что напоминало мне о ней. Если посмотришь внимательно, среди вязи найдешь две буквы. Одна с одной стороны другая с другой. Мухаммад и Ганийя. Навеки.

Я сейчас уйду, пойду, договорюсь, что б старика отнесли на кладбище. Жаль не могу проводить его, но думаю, что он простит меня ещё раз, как простил сейчас. Жди.

С этими словами вышел, прикрыл за собой дверь. За спиной лязгнул засов.

Мне очень быстро удалось найти нужных людей и договориться с ними. За пять динаров они согласились мне помочь. Мы пришли, попросил их обождать, а сам шагнул в темноту, остановился, подождал, когда глаза привыкнут к мраку. Постучал, — Ибрагим открывай.

Дверь открылась, я шагнул вовнутрь, в комнате висело пыльное облако. Скрывшее от меня всё. Из этой пелены на меня надвинулось что-то серое и бесформенное и заговорило голосом Ибрагима. — Мухаммад, я видел многое в своей жизни, но такого я ещё не видал, — Взял меня за руку потащил туда, где лежало тело Хакима. На полу рядом с ним лежала груда всякого скарба, но больше всего мне бросились в глаза золотые динары.

— Ибрагим. — Я закашлялся, — накрой всё это и давай вынесем тело, за ним пришли.

Пока мы ходили, через оставленную открытой дверь, просочилось немного свежего воздуха и пыль, летавшая облаками, стала оседать вниз.

Вернувшись, мы заперлись. Ибрагим, который чуть ли не приплясывал от нетерпения, снял покрывало с этой кучи добра. Сел рядом и стал перекладывать вещи из одной кучки в другую.

Потом решил пересчитать деньги, под его бормотание и мелодичный перезвон, я осматривался. Кувшины, стоящие в углу были перевернуты, тряпки служившие пробками, вынуты и валяются рядом. Я прошел в угол, где умер Хаким, скатал рванье, которое служило ему ложем. Получившийся тюк, отнес к входу и оставил там. Когда прошел обратно, мне что-то не понравилось. Я вернулся обратно, сел на корточки и посмотрел в угол. На полу явственно проступила узкая полоска, встал, шагнул, она исчезла, вернулся, присел, и вновь увидел её на том же месте.