Алексей Федосов - Лекарь

Он раздвинул ладони.

— М — да. — Из носа текла кровь, губы тоже были в крови.

Он зашевелился, собираясь сесть, помог ему, и повернувшись отправил мальчишку в мою палатку чтоб принес сумку. Он убежал, сверкая голыми пятками.

Над ухом прозвучал фырканье, — Ты фто фофсем, с бархана съехал?

— Не хватай правоверного мусульманина за бороду и тогда тебя бить никто не будет.

— Да знаю я. — Склонился, выставил ладонь, — Слей воды.

Я полил ему и он стал смывать кровь с лица. Когда закончил, утерся полой галабеи, — Ты мне нос сломал.

— Кто, Я?

— Нет, я! Ты чем мне приложил?

— Ничего у тебя не сломано, это баклага треснула.

Ибрагим, молча, осмотрелся по сторонам, — Я тебя собственно не для мордобоя искал, не нравятся мне эти бадауины, ох не нравятся.

— Это чем же? Что такого они тебе сделали?

— Ты из палатки носа не кажешь, весь в своих отварах по уши завяз. Несуразно как-то всё у них. Женщин мало, детей тоже, скотина, правда, есть.

— И что? Они идут к себе домой. Там их ждут и жены и дети.

— Сколько мы стоим у этого колодца?

— Так это я попросил задержаться, мне надо было Яхью начать лечить, и здесь нас должен был встретить его, сын. Он только позавчера пришел, сегодня третий день, как стоим, а тебе уже всё не нравится. Ты наверно устал, приходи вечером, я тебе дам настойки.

— Слушай, перестань так говорить со мной, я вполне серьезен.

— Я тоже вполне серьезен, они ещё не дошли до дома….

— Ну не нравятся мне они, НЕ НРАВЯТСЯ, у этих кочевников повадки как у воинов шаха, поверь мне, они не те за кого себя выдают. Ходят, сидят, поворачиваются, смотрят за тобой, так что и кажется, слово поперек и он выхватит саблю.

— Так они же всю жизнь воюют, вот и учат своих с детства, им без этого не выжить в этих песках.

— Ты не слышишь меня, Мухаммад, — Ибрагим с горечью в голосе, покачал головой. — Они околдовали тебя.

— Ибрагим! Что за бред ты понес? Ты перегрелся? — Я протянул руку и хотел дотронуться до его лба. Но он отбил её в сторону. Встал, отряхнул одежду от налипших песчинок, криво усмехнулся, — Могу сказать только одно, что оттуда, куда мы идем, мы не сбежим. У нас есть всего несколько дней или мы будем свободными людьми или станем рабами.

Договорить мы не успели, прибежал посыльный он притащил мою суму и просьбу Яхьи, — «прийти к нему»

Попросив Ибрагима вечером зайти, для осмотра его разбитого лица, собрался и пошел вслед за мальчишкой.

В палатке было чуть прохладней, чем снаружи, не было этого изнуряющего солнца. Не успев подняться над барханами, оно тут же раскаляло песок, до невыносимой жары. Всё живое пряталось в прохладную тень. Вот и сейчас мы сидели втроем у подножия большого холма, который закрывал нас от палящих лучей.

Когда я вошел, Яхья поздоровавшись, указал на груду подушек недалеко от входа. — Садись Мухаммад. — Я присел и он продолжил, — А что это ты со своим другом не поделил, ты ему лицо в кровь разбил.

«Он что следил за нами? Или это мальчишка рассказал?»

— Я ему показал один из ударов. Зачем звал уважаемый Яхья?

— Как тебе кофе? В этот раз он очень удался. Ароматным получился. Тебе налить ещё? — Он потянулся с кофейником к отставленной мной чашке, наклонил, и из носика полилась струя коричневой жидкости.

— Пей уважаемый, — Он опустил его рядом с костром. — Это хороший напиток он придает бодрость, от него по жилам течет огонь. — Он поднял свою чашку и отпил из неё.

— Есть не разумные люди, они добавляют в него мед. Зачем? Зачем портить вкус, приятной горечи, смывающей усталость и бодрящей сердце.

«сладостью прикрыть, отравы вкус. Что ему надо? Что он так настойчиво предлагает мне этот кофе?»

— Благодарю тебя Яхья, — взяв чашку, сделал вид, что отпил глоток, слегка смочив губы.

— Спрашивать тебя о твоем стаде не буду, мы с тобой утром виделись. — Я усмехнулся,

— И позвал ты меня не для того чтоб хвастаться своим напитком, есть что-то….

И оно волнует тебя.

Яхья улыбнулся, ты хороший человек, Мухаммад и лекарь хороший. С моим недугом ты справился.

«Начало…. Как там Ибрагим говорит: — мягко стелет да жестко спать»

Улыбка сбежала с его лица, — Да, есть нечто, что беспокоит меня, Мухаммад, я никогда не желал зла таким людям как ты, но есть самый большой долг в моей жизни и надобно его исполнять невзирая ни на что. Это долг перед родом, семьей, моими детьми.

— Я пока не понимаю, к чему ты ведешь разговор?

— Вы чужаки, но как я говорил, — «храню в сердце благодарность за моё лечение», вы можете уйти от нас.

— А что взамен мы должны будем сделать?

Яхья улыбнулся, — Мухаммад, у тебя в роду иудеев не было?

— Нет? А что?

— Ты, такой как они, можешь вести достойный разговор только одними вопросами.

— Извини, это всё моё любопытство виновато.

Он махнул рукой, пустое мол, — Сегодня ночью мы уйдем, и так задержались на этом месте непозволительно долго.

— А что гонит вас? Или кто?

Посмотрев мне в глаза, и покачав головой, Яхья продолжил, — Вам дадим трех верблюдов, еды и воды. Мой сын расскажет, куда вам надо будет идти, чтоб добраться до источника.

— Пусть это будет Ибрагим.

— Как скажешь. А теперь иди, вам надо отдохнуть, набраться сил

Я сидел на расстеленной подстилке и смотрел на звездное небо. Зябко поежившись, Ибрагим запахнул полы халата, — Мухаммад, тебе не кажется, что это уже всё было.

— Что именно?

— Ночь, луна, куча песка вокруг и жуткий холод.

— Ну не так уж и холодно, прохладно, да.

— Да я не об этом.

— А о чем?

— Две луны назад мы с тобой, где были?

— А…. Ты об этом. Пустое. Я о другом думал….

Ибрагим повернулся ко мне, сверкнула улыбка, — О Господи спасибо, что сподобил раба своего и наставил его на путь истинный, спасибо тебе Господи. Мухаммад как оно тебе?

— Ты о чем? — Шевелится, не хотелось, не смотря на все попытки, днем не удалось отдохнуть. Сначала пришел один кочевник, у него разболелись зубы, пока с ним провозился…. едва уговорил, что надо вытащить больной зуб. Потом иблис притащил ещё одного, за ним следующего, ещё …. Мне даже показалось, что дух пустыни за что-то обиделся на бадауинов и послал им все несчастья какие только можно и все за один вечер. А в довершении пришел Яхья и мы с ним просидели довольно долго, разговаривая просто ни о чем, а когда он ушел, то оказалось что солнце уже над самыми верхушками далеких барханов. Полуденная жара спала, и стоянка превратилась в людской муравейник, где каждый занимался своим делом и только мы с Ибрагимом, бездельничали. Вещей у нас было всего ничего, мы их покидали в мешки и просто сидели на камнях, глядя на уходящий караван. Ибрагим потом все равно заставил шевелиться, и мне пришлось идти за ним до соседней гряды, где мы сейчас и сидели. Я выпросил у него немного времени для отдыха. Он согласился, но из-за своего характера не смог долго молчать.