Виктор Потиевский - Мертвое ущелье

— Вин же казав: тильки хлопца!

— Скажем, в темноте — рядом стояли.

— Кажем, кажем... Вин нам кажет... Пулю.

— Давай, Петро, бей в окно.

— Та хрэн с ним!..

Сергей нервничал и колебался. Как нужен ему был сейчас совет Хохлова. Вожняк никогда не думал, что вот так внезапно придется принимать решение. Крикнуть «руки вверх!» И зажечь фонарик? Или стрелять сразу по тому, кто с винтовкой?

Сергей был уверен, что хотя бы секунд десять этот тип будет целиться. Но выстрел громыхнул сразу. Едва он сказал «та хрэн с ним».

Выстрел из винтовки показался негромким, весь звук ушел на улицу — дуло было высунуто из окна.

Щелкнул затвор винтовки — бандит явно хотел стрелять еще.

Едва звякнул винтовочный затвор, лейтенант дважды выстрелил в широкий силуэт стрелка, четко выделяющийся на фоне окна.

После этого события в комнате пустого дома понеслись с бешеной скоростью.

Раздался возглас ужаса: «Ох!», в сторону лейтенанта полыхнули грохот и вспышка пистолетного выстрела. Тяжело и мгновенно человек прыгнул к двери, ударил эту дверь телом, отворяя ее, и лейтенант дважды выстрелил вслед. Он стрелял и на звук, и по памяти — в дверь, расположение которой хорошо помнил относительно стены. А о стену он опирался рукой.

Убегавший грохнулся на пол, издав странный звук: полустон-полурычание...

После выстрелов в дверь Вожняк отпрыгнул — сменил позицию.

Некоторое время, затаившись, ждал. Затем, стараясь действовать бесшумно, достал из кармана фонарик. Опаснее всего был упавший в дверях. Потому как в первого, что у окна, Вожняк стрелял целясь, почти наверняка. Держа наготове пистолет, он левой рукой отставил фонарик в сторону (на свет могли выстрелить), направил его на дверь и включил.

Луч показался ему ослепительным.

Человек в черном полушубке лежал в дверном проеме. Головы не было видно, ее загораживала спина. Она топорщилась над полом, горбясь мешковато и мертво. На полу вокруг двери растекалась широкая лужа крови.

Лейтенант осветил снайпера. Тот сидел, привалившись спиной к стене, лицом в комнату, успел повернуться после выстрелов — и смотрел на лейтенанта широко раскрытыми невидящими глазами.

Вожняка стошнило. Он отошел в сторонку и стоял там, упираясь рукой в стенку, пока не полегчало. Потом взял валявшийся в углу обломок доски и прикрыл испачканный пол.

Осторожно обыскал убитых. Это было очень неприятно. Ему никогда не приходилось обыскивать трупы. У снайпера в кармане был наган. А тот, что лежал в дверях, выронил свой пистолет ТТ, и он валялся на полу в стороне.

Лейтенант забрал пистолет и револьвер, вынул затвор из винтовки. Превозмогая вновь появившееся чувство тошноты, перешагнул через трупы и выбрался на лестницу.

Надо было звонить Хохлову.

— Дорогая наша пани Марина! Как я рада вас видеть! — старая, со сморщенным лицом женщина сияла от радости, она даже помолодела. — Проходите, пани Марина! Как давно вас не было! Ваша комната у нас всегда в таком состоянии, как вы любите. Ваши любимые акварели висят там же, на своих местах. Только вот нет, нет ваших любимых чайных роз. Зима, а оранжерея у нас разбита...

— Не беспокойтесь, тетушка Настя! Я тоже очень рада видеть вас!

Она обняла и поцеловала старуху. Желтые, глубокие, изломанные морщины подглазий тетушки Насти наполнились слезами.

— Как вы живете, дорогая тетушка? Чем я могу вам помочь?

— Самая большая помощь — это чтобы вы были здоровы, пани Марина. А у нас все хорошо. Живем со Степаном Трофимычем тихо. Сад и огород кормят нас. Да еще овечки, коза. Я сегодня вкусно угощу вас пирожками с козьим молоком, варениками.

— Как давно, тетушка, я не ела ваших прекрасных пирожков с капустой, черникой, вареников с творогом, с картошкой, с вишнями.

— Вишни еще не поспели, пани Марина,— зима на дворе. А все остальное есть. Какая неудача, что Степан Трофимыч не повидается с вами! Он обещал прийти только к вечеру. А может, вы до вечера задержитесь, отдохнете у нас?

— Нет, тетушка Настя, мы спешим, у нас дела.

— Да я ж знаю. Потому и говорю...

— Вы не познакомились, тетушка Настя, это — Игнат.

— Ваш жених, пани Марина?

— Нет... К сожалению. Хотя он мне нравится.

— А что же мешает, пани Марина? Если он вам нравится?..

Тетушка Настя смотрела на нее полными нежности глазами, в голосе ее были участие, понимание, великая мудрость старости и искренность близкого человека. Пани Марина обняла старуху за плечи.

— Милая моя тетушка! Вы же меня знаете. Что мне может помешать, если я чего-то хочу? Только то, что я не нравлюсь ему.

— Это не так. Вы мне нравитесь, пани Марина. Марина вдруг улыбнулась. Потом снова посерьезнела.

— Вы это серьезно, Игнат?

— Абсолютно серьезно.

— Тогда нет никаких препятствий, тетушка Настя!

Тетушка смотрела на нее с плохо скрываемой тревогой, хотя понимала, что разговор полушутливый, но он ее беспокоил.

Посетив дом тетушки Насти, они еще долго гуляли по городу. Потом смотрели фильм Чарли Чаплина. Оба долго смеялись.

После войны Игнат бывал в кино не более пяти-шести раз. Да еще несколько раз смотрел фильмы на фронте. Но картины, которые привозили в войска, были про войну, революцию. И после войны Игнат не видел ничего подобного. Чаплин произвел на него сильное впечатление. Наблюдая за жизнью этого маленького симпатичного человека, он вдруг понял, что здесь на экране как бы в миниатюре показана вся человеческая жизнь с ее борьбой, с ее нелепостями, когда смешно всем, кроме тех, кто в событиях участвует. И еще он понял, что этот маленький бесстрашный человечек похож на него, большого. У него тоже нет дома, как и у Игната. Его жизнь, его дом — это сцена, место действия. И у Игната жизнь и его дом — тоже место действия, место борьбы.

— О чем задумался, Игнат? Не правда ли, все это так на нашу жизнь похоже?

Они уже говорили на «ты». Она будто читала его мысли.

— Может, и похоже... А может, и нет... Ты что меня все допрашиваешь?

— Не допрашиваю, а спрашиваю. Ты ведь мой жених. Мы почти объяснились в любви. Ведь так?

— Так. Почти объяснились.

— Этого достаточно, чтобы сыграть свадьбу?

— Не знаю.

— Я тебе действительно нравлюсь?

— Действительно.

— Поцелуй меня.

Он поцеловал ее прямо на улице. Обнял и крепко поцеловал. Несколько прохожих обернулось. Было такое впечатление, что прощаются близкие люди, расставаясь надолго.

Марина раскраснелась и разволновалась. До этого Игнату казалось, что она играет роль. А может, так оно и есть?

Переночевали на той самой явке, где Игнат ночевал до этого. Причем, пани Марину там встретили, как принцессу. Хозяин и хозяйка мгновенно вставали, едва она входила в комнату, и, молча, подобострастно глядя ей в глаза, ждали распоряжений. Это озадачило разведчика. Он вспомнил, как руководитель (наверняка, руководитель) явки или базы боевиков — этот Павло в сером пиджаке, сказав, что он их больше не задерживает, смотрел на Игната. Это разрешение явно относилось не к пани Марине, а к нему. Но прощальный ритуал Павла предназначался ей. Он резко склонил голову и щелкнул каблуками, но не совсем так, как раскланиваются перед женщиной. Об этом разведчик сразу подумал. Так приветствуют высокое начальство.