Валентина Ососкова - Самый маленький офицер

Полковник удивляется недолго. Подойдя ближе, он разглядел несколько довольно странных деталей, объясняющих странную реакцию Сифа.

«Вольным» на картине было лет по двенадцать-четырнадцать. И какие-то очень неестественные позы у спящих – просто ли спящих?

Заболотин ещё внимательнее вгляделся, помимо воли отыскивая белобрысую макушку. Догадка ещё только брезжила где-то впереди, но глаза уже нашли ей подтверждение. По крайней мере, нечто, очень смахивающее на него.

Левый помощник командира молод даже по сравнению с остальными ребятами – если не сказать «маленький». Молод, белобрыс, и голова его перевязана свёрнутой в жгут банданой. Картина мелкая, поэтому сложно сказать, что за лицо, но уже глухо стукнуло узнаванием в груди Заболотина-Забольского – по позе, по чему-то неуловимому. Это не мог быть никто другой, кроме мальчишки по прозвищу Сивый.

Полковник с трудом оторвал взгляд от миниатюры – чем больше вглядывался, тем больше деталей находил. Например, что за россыпь белых точек на плоском валуне рядом со «спящими»? Обман зрения или знаменитый ПС, распространённый в выринейской армии психостимулятор?..

Оторвавшись, Заболотин поглядел на Сифа – но тот застыл, погрузившись куда-то глубоко в себя, жадно вглядываясь в миниатюру. Видел что-то большее за деталями, за словно бы небрежно и не до конца прописанными лицами…

Взгляд Заболотина, порыскав по стенду – но там было больше работ углём, чем маслом, – упёрся в стоящего здесь же художника. Вернее, в его затылок.

Молодой человек, казалось, сам был нарисован, даже скорее торопливо набросан углём. Небрежными движениями заштрихованы волосы, кое-как собранные в куцый хвостик, из которого всё равно всё торчало – будто торопился художник и, набрасывая причёску, удовольствовался несколькими беспорядочными штрихами. Чёрный – углём не получить иного цвета – джинсовый пиджак закрашен жирно, но так же беспорядочно, оставляя пробелы-складки. Набросок был выполнен на бежевой бумаге – именно такого цвета оказалась загорелая шея над воротником.

Человек-набросок, почувствовав пытливый взгляд Сифа, уже оторвавшегося от разглядывания миниатюры, и не до конца понимающий – Заболотина, обернулся.

Открылись новые черты этого живого рисунка. Так же небрежно, двумя касаниями сделаны угольные брови на лице, под ними – лишь две жирные точки в обрамлении совсем вскользь намеченных ресниц. Ещё одна летящая линия – сжатые губы. Тени под усталыми глазами – словно творивший этот живой портрет художник пальцем случайно смазал ресницы. Нос с заметной горбинкой, почти крючком, очерчен резко, но тонко, повёрнутому вполоборота лицу он придаёт несколько хищный вид. Кожа лица, в отличие от шеи, белая, хотя лето в этом году, вроде бы, наступило раньше срока; да и весь молодой человек целиком – беспорядочные чёрные штрихи, складывающиеся при движении в сутулую фигуру – не имел вида большого любителя свежего воздуха.

При виде русских офицеров человек-набросок повернулся к ним целиком, линия рта сломалась где-то ближе к краю в подобии на удивление довольно вежливой усмешки.

– Чем могу быть полезен? – поинтересовался человек по-забольски. Заболотин отвечать не торопился, а Сиф молча пожирал молодого художника глазами. Он словно вдруг обнаружил, что страдает от жажды, и увидел перед собой ведро с холодной, щемящей зубы колодезной водой.

Художник оглядел мальчика – довольно равнодушно, а потом вдруг нахмурился, беспокойные пальцы пробежались по отвороту пиджака. Линии-брови сошлись почти галочкой. Взгляд стал пытливым… и неверящим. Человек-рисунок словно в уме набросал портрет юного фельдфебеля, что-то прибавил, что-то убавил, сравнил с оригиналом и получил подтверждение шальной, бредовой мысли.

– Тиль? – сипло спросил Сиф, сам удивляясь своему голосу, так некстати пропавшему.

Художник вместо ответа и вместо своего вопроса просто ткнул пальцем в двух помощников командира на масляной миниатюре и ошалело перевёл взгляд на Сифа.

Мальчик так же молча, медленно кивнул, и художник наконец выпалил:

– Сивый! – и дёрнулся вперёд, но остановился, наткнувшись взглядом на полковника. Отступил, потом снова шагнул – движения беспорядочные и неуверенные.

– Тиль…

– Живой! – художник глупо улыбнулся. – Ты живой!

– Да, – тихо согласился Сиф, но почему-то не шагнул к Тилю. Словно боялся границу нарушить, отделяющую настоящее от прошлого. Сейчас, пока ещё существует эта граница, стоящий перед ним художник – всего лишь «привет» из прошлого. Стоит шагнуть – граница исчезнет, и художник станет реальным человеком из плоти и крови. Названым братом…

– Живой, – повторил в третий раз Тиль, потом поморщился: – И с погонами.

Сиф не возразил – на очевидное. Криво улыбнулся:

– Ага, служу.

Тиль опустил голову. По его лицу словно пробежала тень, на секунду стали чётче очерчены линии над бровями, у переносицы, на кончиках губ. И вновь лицо разгладилось, а художник жарко прошептал:

– А я даже не ждал… Сивый… Как?! Просто скажи – как?! Даже Кап не надеялся! – и шагнул вперёд, резко, не контролируя себя. Заболотин невольно отшагнул, Сиф же улыбнулся, когда художник коснулся его волос и неуверенно отдёрнул руку.

– Меня спас… – мальчик обернулся к командиру, но Тиль перебил:

– Да и так вижу, что знаменитый капитан Заболотин…

– Полковник, – зачем-то негромко поправил Заболотин.

– Одна навка! – Тиль ничуть не смутился своих слов, хотя заявление уж точно было далёким от вежливости. И снова дёрнулся вперёд – хотя куда уж ближе – и снова остановился. Пальцы беспокойно перебирали складки пиджака. Заболотину этот жест показался неприятным – как и любое… странное поведение. Пальцы дёргались слишком нервно, неестественно. Беспричинно.

– Не наезжай на него, – Сиф тоже подался вперёд, но вместо угрозы попросил жалобно: – Давай не будем приплетать политику или эту… социологию. Мы же… я думал, вы все умерли.

Молодой человек какое-то время молчал, растерянно ероша волосы, и линия рта вдруг снова сломалась в улыбке, а брови разошлись:

– Путём, Сивый, – художник рванул пальцами кнопки пиджака, под которым оказалась ярко-красная футболка. Заболотин, привыкший уже как-то к двухцветию человека-наброска, от неожиданности сморгнул – ему показалось, что красный цвет брызнул в глаза.

Сиф вдруг нахмурился, но причины не назвал, лишь рассмеялся немного скованно:

– Контраст – твоя тема!

– Контраст – основа композиции, – с улыбкой показного превосходства объяснил Тиль и снова потянулся к волосам Сивки, но тут же отнял руку и неуверенно улыбнулся: – Ты не любишь ведь?

– Ладно тебе, – Сиф задумался, что-то вспоминая, и заключил: – Да когда это тебя вообще останавливало!