Николай Брыкин - В дозоре

Не один раз перечитывал Алябьев запись бреда разведчика, вникал в каждую бессвязную фразу, в каждое слово, но ничего не мог найти. Оставалось только имя и отчество человека, произнесенные в бреду раненым.

Кто этот человек? Шел ли к нему подстреленный шпион, или же это имя другого шпиона, оставшегося по ту сторону границы?

Утром, идя по городскому мосту, следователь услышал стук копыт. В легкой бричке ехал закутанный в брезентовый плащ председатель районного исполкома Смарыга. Откинувшись на левый бок, он, слегка покачиваясь, дремал. Вожжи выпали у него из рук и беспомощно висли на оглоблях, — вот зацепятся за колеса.

— Смарыга! В реку свалишься! Вожжи подбери! Спишь, что ли? — крикнул повеселевший Алябьев, останавливая лошадь.

Председателя исполкома он знал давно. Смарыга был заядлый охотник, лучше его в районе никто не знал укромных птичьих стоянок. Не один раз Алябьев ходил с ним на тетеревей, зайцев, куропаток. Весельчак и балагур, председатель был незаменим в лесных вылазках. Неплохой был работник. Большую часть времени проводил он в районе, знал по именам и фамилиям не только председателей колхозов, но и многих бригадиров колхозов обширного пограничного района, славившегося льном и озерами.

Откинув плащ, Смарыга повернул в сторону следователя смуглое, усталое лицо с короткими черными усиками.

— Уберем лен, тогда и выспимся. Мы не вы. Это только у вас круглый год сенокос. А мы с передышкой работаем... От весны до весны...

Председатель покатил дальше.

Подходя к дому, Алябьев вдруг вспомнил, что Смарыгу тоже зовут Григорием Васильевичем. Забавное совпадение! Григорий Васильевич? Чепуха! Смарыга — член партии, около десяти лет работает в пограничном районе. Алябьев даже устыдился. Но однажды мелькнувшая догадка уже не давала ему покоя.

На следующий день утром Алябьев, докладывая начальнику отряда о результатах следствия, как бы между прочим сказал;

— Любопытно, Федор Степанович, товарища Смарыгу тоже зовут Григорием Васильевичем.

— Что из этого следует? — не понимая следователя, спросил начальник отряда.

Подозревать в связях со шпионом старого члена партии мог только человек, в распоряжении которого имелись неопровержимые улики.

Алябьев высказал все, что думал по этому поводу.

— Какими данными вы располагаете? — спокойно спросил начальник отряда.

— Мне кажется подозрительной поездка Смарыги без кучера прошлой ночью за город.

— А вы знаете, куда он ездил?

— Говорят, в низовские колхозы.

— Наведите справки и доложите.

Вечером Алябьев снова был у начальника отряда.

— Ну, что вы узнали, — подходя к окну, спросил начальник, — был Смарыга в Низах?

— Нет, Федор Степанович.

Начальник отряда стал ходить по кабинету. Смарыга! Председатель райисполкома! Нет, это случайность. Просто здесь досадное совпадение. Мало ли куда он мог ездить.

— Знакомых нет у него в Низовском сельсовете?

— Он частенько ездил в гости к одной учительнице, но сейчас она еще не вернулась с курсов.

— Случалось ли, что Смарыга ездил один без кучера в район?

— Случалось.

— Откуда вы это узнали?

— От кучера. Он показал, что Смарыга двадцатого числа каждого месяца уезжал в район.

— А когда возвращался?

— На следующий день.

— Один?

— По словам кучера, он несколько раз возвращался с какими- то знакомыми. Они ночевали у него, и затем Смарыга на автомобиле отвозил их на станцию.

— Неизвестный похоронен?

— Я задержал похороны.

Начальник отряда отошел от окна. Он посмотрел на календарь. И на этот раз Смарыга выезжал из города двадцатого числа. В то же время начальнику отряда очень хотелось, чтобы все эти догадки и предположения не подтвердились.

— Нужно сейчас же разыскать кучера и показать ему неизвестного. Вы меня поняли? — сказал он следователю.

Алябьев забрал дела и вышел из кабинета. Уже в дверях он услышал:

— Николай Павлович, все это нужно проделать с умом. — Начальник отряда взглянул на часы. — В три часа я вас жду.

Ровно в три часа Алябьев стоял перед начальником отряда. Начальник взглянул на следователя и не мог решить, с чем пришел он. Ничего нельзя было прочесть на спокойном лице следователя.

— Ну?

— Неизвестный два раза ночевал у Смарыги.

В тот же день Смарыга был арестован. Как и следовало ожидать, он был возмущен арестом, грозил, что пожалуется в высшие инстанции, но в конце концов сознался.

Смарыга оказался шпионом. В 1915 году в Карпатах он попал в плен, был завербован разведкой одного государства, вернулся после революции в Россию и с тех пор занимался шпионажем и диверсиями.

Смарыга был не одинок: была раскрыта контрреволюционная вредительская организация, которая разваливала колхозы, прививала лошадям сап, а свиньям рожу, занималась диверсиями и шпионажем.

Смарыгу и его сообщников судили и приговорили к расстрелу. Но этим дело не кончилось, нити раскрытой шпионской организации протянулись в Ленинград, в Москву и привели в право-троцкистский центр — к Бухарину и Рыкову.

Не удалось только раскрыть настоящее имя и фамилию разведчика. Смарыга знал его только по кличке.

Какое отношение имел ко всей этой истории найденный в мочиле браунинг?

Подстрелив брусничного барина, пограничники обшарили все кустарники, осмотрели все подозрительные кочки, кусты, щели. Не были забыты и старые мочила. Но тогда пограничники ничего не нашли. Год спустя пришли колхозники с браунингом, найденным в мочиле, на лужке, где метался попавший в засаду разведчик.

Барсуков не сомневался в том, что найденный в мочиле браунинг принадлежал неизвестному разведчику.

Окрик застал разведчика перебегающим небольшой лужок. Увидев себя окруженным, неизвестный повернул назад. Вероятно, во время отступления он споткнулся, попал в мочило и выронил браунинг. Искать оружие было ему некогда. Впору было удирать, — со всех сторон наседали пограничники.

Недели через две после этого происшествия Барсуков во время разбора одного пограничного инцидента встретился с Бугаем.

В сущности это был пустячный случай. По реке шли советские бревна. Одна половина реки принадлежала советской стороне, другая находилась в ведении соседей. Долгое время бревна плыли по середине реки. Но на участке Барсукова они вдруг изменили направление и пристали к берегу соседнего государства.

Во время разбора инцидента Бугай бесновался. Он волком смотрел на советских представителей и придирался к каждой мелочи, говорил, что сам решить вопрос о бревнах не может, а запросит на этот счет управление пограничной стражи, а последняя, быть может, доведет об этом до сведения правительства и как оно решит, так и будет. А сам он, мол, не правомочен решать такие важные дела. К тому же заплывы советских бревен за последние годы участились, и он не может потворствовать этому.