Алексей Панихин - Хроники Ледяного Королевства

Он стоял в пустом; полутемном помещении с голыми стенами и высоким постаментом у противоположной стены, напоминающий толи жертвенник, толи университетскую кафедру. Вокруг ног медленно кружилось сероватое облачко пыли, толстым слоем покрывавшей весь пол, так что с трудом можно было разглядеть сложный рисунок каменной мозаики. Он поднял глаза вверх — потолок был иссиня-черный. Вокруг царила мертвая тишина, звуки с улицы сюда, почему-то, не проникали.

Митек осторожно подошел к постаменту. Он был похож на достаточно огромный черный табурет, выбитый из черного, как ночь камня. Верхняя, плоская часть «табурета» была серебрено — серой, яркой светилась, когда тренер опрометчиво заносил над ней руку. Некоторое время спустя он осмелился прикоснуться. Голос обрушился на него внезапно, со всех сторон, едва он сумел поднести руку на предельно допустимое расстояние. Он шел отовсюду — и ниоткуда, он не мог уловить направление. Это был женский, милый и крайне доброжелательный голос протекающий в самую душу слушателя, изобилуя чарующими низкими тонами; его хотелось слушать не отрываясь.

— Не трогай, храбрый Человек…

— Почему? — ответил Митек, резко убрав руку в сторону.

— Иначе, произойдет непоправимое, храбрый Человек…

— Что? Кто ты? — тренер уже стоял спиной к постаменту, взирая на днище купола, надеясь увидеть там источник этого чудесного голоса, но видел лишь мозаику, повествующую о сражении крохотного суденышка с огромными многометровыми валами свирепого моря.

— Я Нарт — Хон, Я Башня. И если ты прикоснешься к зеркалу, то убьешь и себя, и меня, Храбрый Человек.

— Но тогда зачем он здесь? — тренер быстро выдыхал пар ртом, стало намного холоднее.

— Для активации наложенных на меня чар, но если это сделает не посвященный, то башня будет разрушена и ты погибнешь, храбрый Человек.

Башня замолкла, на вопросы Митька она не отвечала. Подросток замолчал, стал изредка похаживать возле постамента, но Нарт — Хон ни разу не откликнулась, даже на вопрос о том, как отсюда выбраться.

В тот миг, когда тренер решил закурить, голос вновь обрел силу, и речь стала совсем иной, говорил мужчина, зрелый и уверенный в себе. Первые же звуки заставили Митька тесно прижаться к ближайшей стене, в судорожной и нелепой попытке оборониться, бессознательно выставив вперед сжатые кулаки. Казалось, Башня задрожала до самого своего основания; жуткая, темная и страшная сила, сила величайшего Ничто наполняла этот голос — и кто мог противиться ему? Вновь зазвучал голос башни, теперь миленький и женский голос был превращен в шипящий, оглушающий рев раненой змеи, которая если и могла, то тут же набросилась бы на своего противника. Никогда позже Митек не мог вспомнить, был ли этот голос высоким или низким, медленным или быстрым, — слова падали, точно гранитные камни, и у внимавшего им начинало мутиться в глазах, и его собственная воля превращалась в ничто, пред мощью Говорившего, ведь он заставил башню замолчать! Тонулунд тотчас понял, кому принадлежал этот голос; понял, хотя, понятное дело, не слышал о нем никогда ранее. По лестнице, на верхушку поднимался человек с обнаженным торсом, с накинутым поверх спины, бордовым плащом. У него были суровые черные глаза, соломенные, аккуратно заплетенные назад, волосы. Тело было покрыто татуировками и самой внушительной было изображение феникса, высеченного на груди пришельца. Он носил черные сандалии и зеленые широкие брюки, на которые ниспадала оранжевая ткань, охватывающая чресла. Он не был вооружен, кулаки были сжаты, как и у тренера, он стоял, расправив плечи, сурово поглядывая на неизвестного мальчика.

— Кто ты? — спросил Он.

— Кто ты? — спросил Митек.

Человек стал еще суровее, сдвинув брови так, что глаза стала трудно различать. Он чуть прошел вперед, — Митек насторожился, — обогнул комнату и резко остановился у постамента, вглядываясь в серебреную поверхность с каким-то отвращением, а затем потянул к ней правую длань.

— Стой! — закричал тренер и смело приблизился к незнакомцу.

Мужчина не ответил, но руку остановил и торжествующе поглядел на юнца. Он ждал объяснений и подросток наспех рассказал то, что услышал от Башни. Слушатель довольно улыбался, он явно все это знал и сам, лишь когда говоривший замолчал, он громко вскрикнул и сам фундамент башни задрожал, как при землетрясении:

— Ложь!

Митек не сдвинулся с места, он почему-то совсем не боялся того, с кем осмаливается разговаривать. Человек это понимал и повернувшись вполоборота к лестнице, элегантным жестом куда-то приглашал тренера, как гостеприимный хозяин принимает гостя.

— Давай присядем, и я все тебе расскажу… храбрый Человек.

Митек вновь оказался в небольшой светлой комнате с приятным запахом смолы, исходившим от свежих, недавно нашитых на стены тонких досок. Только теперь, вдоль стен стояли небольшие скамьи: их спинки, как и потолок, были покрыты резным узором. Незнакомец в бордовом плаще сидел за столом, на высоком стуле, напротив сел Митек, на точно таком же кресле, чудесным образом оказавшийся в самую нужную минуту.

— Я не успел представиться, — начал тем временем обитатель башни, — Меня зовут, точнее сказать звали, Саролит Одон. Мужчина вольно сидел на кресле, положив руки на подлокотники, он нацелено смотрел юноше прямо в глаза, не моргал и чего-то ждал. Но Митек не проявлял должного интереса ко всему происходящему, либо умело это скрывал. Пришла тишина, редко прерываемая танцем огней. Затем и злорадный хохот вновь прокатился по башне, вызвав довольную и озабоченную улыбку у подростка. До этой секунды, он был уверен в том, что смех издавался именно Одоном.

— Что это? — спросил тренер, прислушиваясь все сильнее, эхо медленно доходило до низин башни, а затем невозможно резко обрывалось.

— Ничто, этот смех — последнее, что башня сумела запомнить верно, без искажений.

Юноша ничего не понимал, пока ничего, он настороженно ждал объяснений и в ожиданиях обдумывал уже услышанное. Саролит заговорил снова:

— Я расскажу тебе историю, свою историю и историю этой башни. Но знай, ты не в праве верить моим россказням ровно так же, как не должен верить голосу. Ибо у обоих есть корыстные мотивы для своей Правды. Тем более, мне просто скучно… я сижу здесь не одну тысячу лет и впервые за многие века, встречаю здесь живого, при этом, самого обычного человека, сына Восхода.

Одон сидел спокойно, вглядываясь то в юношу, то в стены, его окружавшие. Сколько он провел здесь времени? Кто он? И как здесь оказался? Неужели и Митьку суждено пробыть здесь целую вечность? Внезапно зашуршали пергаментные свитки и подросток отошел от неприятных мыслей. (В зале царил обычный полумрак, лишь слегка разгоняемый двумя факелами над входом, прочие неожиданно погасли). Мужчина вытаскивал толстый фолиант в деревянном переплете, выгребая его из кучи загадочных свитков на столе. Обложка была бордового цвета, как и накидка за спиной Одона, сразу бросалась в глаза, выделяясь среди пожелтевшей бумаги. Но ранее, Митек почему-то не заметил этой книги. Когда открывалась первая страница, ему показалось, что руки хозяина дрожат. Однако смотрел он в этот момент на книгу и поэтому не видел лица напротив.