Любовь Лукина - Искатель. 1993. Выпуск №1

— А скорее всего, — задумчиво молвил Влад, глядя на черный прямоугольник входа, — еря мы сюда пришли. Пусто там, Чага. Пусто, холодно и безлюдно… Ты мне лучше скажи: как дорогу освещать будем?

Чага наклонилась над развязанным тюком и выпрямилась со связкой извилистых корешков в руке. Выпущенный камень качался на ремне как маятник. Приподняв брови, Влад взял протянутую связку, осмотрел. Смолистые корни, туго обмотанные длинными лентообразными листьями…

— Факелы? — поразился он. — Ты что, заранее знала?

— Все говорят: там темно… — уклончиво ответила она.

Они отвели зверей в травянистую низинку и двинулись по осыпающемуся склону вверх — к туннелю.

— Только знаешь что… — озабоченно говорил Влад. — Ты все-таки держись сзади… И главное: не вздумай пустить в ход оружие…

— Я постараюсь, — ответила Чага, но твердой уверенности в ее голосе не было.

— Погоди, — сказал Влад, когда они влезли на хрупкий от времени, крошащийся и скрипящий под ногами бетон. — Факел зажечь забыли.

Чага молча сунула ему в руки смолистый забинтованный лентовидным листом корень и шаркнула кремнем о кремень. Брызнули колючие искры. Влад осторожно подул на разбежавшуюся розовым кружевом искру, и факел вспыхнул. Затрещала, закипела смола… А листьями корень обмотан, видимо, для того, чтобы целиком не полыхнул… А так, конечно, он будет выгорать постепенно… Неглупо придумано.

Сначала показалось, что коридор заканчивается глухой стеной, но он просто сламывался там почти под прямым углом и вел вправо. Пока все по легенде: вырыли ямы извилистые и глубокие… Факел плевался горящей смолой и сыпал искрами. Серая тень метнулась мимо них к выходу — не иначе, грызун какой-нибудь типа крысы… Пыль, бетонная крошка, иногда хрустнет под ногой тонкая белая косточка… Запустение. Странно, что воздух не такой уж и затхлый. Видимо, вентиляция все-таки работает… Или протягивает естественным путем…

Они миновали второй поворот, и Чага, ахнув, отшатнулась. Чудовищный огромный металл уставил на них слепую блестящую морду, заткнув ею все пространство впереди. Блики от горящего факела стекали по светлым извивам, как кровь.

Влад оглянулся удивленно.

— Чага! Ты что? Это ворота. Стальные ворота…

Чага все еще стояла неподвижно. Влад улыбнулся.

— Конечно, надо привыкнуть… Ты просто никогда не видела столько металла… Постой пока здесь, хорошо?

Оп поднял факел повыше и двинулся к слепому металлическому чудищу. Чага хотела пойти за ним — и не смогла. Ноги не слушались. Прерывисто дыша, она прислонилась к шершавой каменной стене и смотрела с отчаянием, как Влад, остановившись перед смертельной, тускло поблескивающей преградой, бесстрашно тронул ее голой рукой, а потом еще и погладил — нежно, словно вычесанного зверя.

— Ты не бойся, Чага, — говорил оп, оглядывая и ощупывая то, к чему не приблизился бы ни один человек — даже под страхом изгнания. — Это честный простой металл… Осколков не жрет и летать не летает… Если бы он еще открывался — цепы бы ему не было… О! А это что? Ну-ка, позволь…

Влад переложил факел в левую руку, а правой уперся в преграду изо всех сил. И металл уступил — узкая прямоугольная плита, вильнув, ушла вовнутрь и в сторону, открыв вертикальный проем, наполненный серым сумраком.

Влад опять обернулся, причем вид у пего был весьма озадаченный.

— Я-то думал, у них тут все кодировано-перекодировано, а они вон как — калитку настежь…

Опа не поняла, потому что конец фразы он произнес на своем языке.

— Хотя… — задумчиво продолжал он, снова перейдя на человеческую речь. — Страх — лучший сторож… Я бы на их месте и ворот навешивать не стал. Кинул бы (незнакомое слово) поперек прохода — и достаточно…

Оп нагнулся и, держа факел на отлете, просунул голову в наполненный серыми сумерками проем.

— Влад! — тихонько вскрикнула Чага.

Он стоял с головой, как бы отъеденной металлом, и Чага, застонав, заставила себя шагнуть к нему. Но тут Влад подался наконец обратно и подошел к ней сам.

— Вот, — сказал он, отдавая ей факел. — Жди меня здесь…

Слабой рукой она приняла сгоревший до половины туго обмотанный листьями корень, и в алых скачущих бликах Влад увидел ее лицо. Увидел — и схватил за плечи.

— Чага! — умоляюще проговорил он. — Чага, я все понимаю! Но я не могу иначе, металл свидетель! Раз уж я оказался здесь живой, я обязан — понимаешь? — я должен во всем разобраться!..

Он тряхнул ее за плечи и с надеждой заглянул в глаза.

— Жди меня здесь… — еще раз попросил он.

Факел догорал. Остаток смолистого корня торчал из трещины в бетонном полу, шипело брызжущее искрами крохотное пламя, а Чага сидела на корточках и в оцепенении смотрела, как обугливается, разлохмачиваясь, обмотка из влажных лентовидных листьев. Еще немного — и огонек над бьющейся на полу тенью сравняется с трещиной, потом провалится в нее — и погаснет…

Машинально она потянулась к связке и вдруг поняла, что точно так же догорят и погаснут все ее корни и она останется одна — в черноте этой страшной, правильной, как окоп, пещеры.

Пламя прянуло из бетонной щели — и опало. Мягким оползнем навалилась глухая беззвездная ночь. Плоская металлическая громада пропала. Остался лишь узкий прямоугольник голубовато-серого предрассветного сумрака, в котором исчез Влад, да тусклый отблеск сбоку — гладкий и ровный, как спокойная вода.

Если не смотреть на этот блик, если постараться забыть, что это металл, если подойти и, не коснувшись, протиснуться боком… Чага поднялась, оброненные кистени со стуком упали на пол, пришлось их снова смотать… Ласковый смертельный блик притягивал взгляд и не разрешал закрыть глаза.

И Чага попыталась вспомнить, как это было там, у высохшей рощи, когда она подошла к Седому и, раздвинув жесткую шерсть на горбу, вынула из рапы осколок… В тот раз она даже не успела испугаться, настолько быстро все произошло…

Почти теряя сознание от страха, Чага приблизилась к узкому проходу, пошатнулась и вынуждена была опереться рукой. Ладонь лизнуло гибельной металлической прохладой, и Чага, с ужасом оттолкнувшись, шагнула в проем.

Споткнулась, будто ее толкнули в спину, и сделала еще пару быстрых шагов — подальше от стальной громады. Стена справа через равные промежутки как бы вспучивалась огромными дождевыми пузырями, и из этих пузырей струился серый предутренний полусвет, омывая мертвенно поблескивающие поверхности.

Дрожа всем телом, как Седой, когда он лежал с осколком в горбу, Чага двинулась по переходу, стараясь держаться подальше от стены, и чуть не вскрикнула, взглянув под ноги и увидев, что идет по сплошному рубчатому металлу.

«Я — мертвая, — поразила внезапная мысль. — Мне уже все равно — я мертвая…»