Шарль Нодье - Жан Сбогар

— Там моя сестра, — произнесла она громко, не в силах сдержать чувство, поглотившее теперь все ее мысли и наполнившее все ее существо непостижимым смятением, полным радости и в то же время ужаса.

Она стремительно поднялась и бросилась к полутемной лестнице, которая вела в подземелье замка. После бесчисленных поворотов, освещенных то там, то здесь тусклыми светильниками, скрытыми в углублениях стен, она замедлила свой бег, потому что привлекшие ее звуки раздавались так близко, что она уже могла ясно различить слова; но имя г-жи Альберти больше не повторялось. То, что она слышала наверху, было действительно пением, напоминающим церковное; запевал один голос, а хор подхватывал мелодию. Вскоре Антония дошла до самого места церемонии; леденея от страха, проскользнула она, как призрак, между высокими колоннами, поддерживавшими свод, и спряталась в тени, отбрасываемой исполинскими цоколями.

Все эти колонны, увешанные связками копий, кривыми саблями и огнестрельным оружием, стояли здесь словно лес, и сквозь них только смутно можно было разглядеть то, что происходит в середине подземного зала.

Антония, движимая любовью к сестре, все более проникалась решимостью, ранее не свойственной ее характеру. Каждый раз когда эхо разносило по подземелью протяжный гул голосов, покрывавший шум ее шагов, она старалась быстро перебежать от одной колонны к другой и, не смея взглянуть в середину зала, ожидала молчания, которое наступало время от времени, сменяя пение, и, несомненно, было бы нарушено ее появлением; это молчание убеждало ее, что она осталась незамеченной.

Однако вследствие своей близорукости она различала все предметы как бы сквозь туман, и неопределенность очертаний, преувеличенная к тому же ее воображением, делала для нее эту ночную сцену еще более пугающей. На другой стороне входа шел длинный ряд аркад, вершины которых терялись во мраке свода; они были отделены друг от друга группами тонких колонн, потемневших и обветшавших от времени, к которым на некоторой высоте прикреплены были траурные полотнища. На фоне этого погребального убранства разбойники, рассеянные по подземелью, выглядели особенно таинственно и страшно; одни, неподвижные и задумчивые, сидели в нишах между колоннами, словно зловещие статуи, расставленные здесь неким мрачным скульптором; другие, стоя вкруг железных светильников, старались расшевелить кинжалами пламя факелов и жаровен. Иные же терялись во мраке отдаленных галерей и казались привидениями — их угрюмые лица и всклокоченные бороды то ярко выступали, то исчезали в зыбких сумерках. Среди них был один, странное поведение которого привлекало внимание Антонии тем сильнее, что он показался ей несчастным и добрым; лицо его было покрыто маской из траурного крепа, скрывавшей его черты. Преклонив колени на первых ступенях возвышения, которого Антонии еще не удалось разглядеть, он опирался на рукоять своей сабли и горько плакал. Рыдания его были единственным звуком, заглушавшим подчас сильный и торжественный голос священника, совершавшего богослужение. Антония, вне себя от волнения, в порыве непреодолимого любопытства сделала шаг вперед, чтобы увидеть алтарь. Это было погребальное ложе; на этом ложе лежала женщина; голова ее покоилась на подушке черного бархата; лицо ее едва было тронуто следами недавней смерти.

— Сестра! — вскричала Антония и упала без чувств.

Это была действительно ее сестра; выстрел, прозвучавший на судне, убил ее. Шайка Жана Сбогара воздавала ей теперь последние почести.

Антония долгое время оставалась словно погруженной в сон; казалось, она не испытывает никаких волнений, и покой этот был так глубок и должен был, несомненно, уступить место такому смертельному отчаянию, что все боялись минуты ее пробуждения. Однако, когда Антония наконец пришла в себя, она не обнаружила никаких признаков отчаяния. Ее, пожалуй, лишь мучила какая-то неприятная мысль, какое-то назойливое воспоминание, которое она старалась отогнать прочь. Она с недоумением оглядывалась по сторонам, то и дело проводя рукой по лбу, словно пытаясь отдать себе отчет в тревожащих ее сомнениях.

— Я знаю, — сказала она наконец, — я знаю, где она. Сегодня вечером я найду ее.

Фитцер, самый молодой из разбойников, подошел к ней и спросил, как она себя чувствует. Она улыбнулась ему, как знакомому, — ведь это он говорил с ней накануне от имени Жана Сбогара.

— Я давно жду вас, — сказала она. — Мне хотелось бы знать, какой казни подвергаете вы любопытных, которые непрошеными проникают на ваши празднества. Я знаю одну девушку… но эту тайну я доверю вам, только если вы поклянетесь жизнью тех, кого любите больше всего на свете… обещайте мне никому об этом не рассказывать…

Юноша смотрел на нее со слезами на глазах — он понял, что разум ее помутился.

— Постой, — сказала она ему с выражением величайшего удивления, — да ведь это слезы! Я думала, что теперь уже не плачут. Не скрывай же от меня своих слез… А я вот уж не могу плакать при тебе. Но постой… я вспомнила… Я видела одного человека… Это было где-то, где меня не ждали… Человек этот тоже плакал. Это был ты, я думаю, — ведь лицо его было закрыто черным крепом, который мешал разглядеть его.

— Его лицо не знакомо мне так же, как и вам, — ответил Фитцер. — Среди нас мало таких, которые видели его без этой маски или не с поднятым забралом шлема. Одни лишь наши старые воины видели его в сражениях с открытым лицом; но он очень редко бывает в Дуино и с тех пор, как мы скитаемся по Венецианским провинциям, никогда не открывает лица. Это наш атаман.

— Где же он? — равнодушно спросила Антония. — Разве ему неизвестно, что я здесь?

— Он знает об этом, но не смеет предстать перед вами, опасаясь, что его присутствие встревожит вас и что вы сочтете его виновным в ошибке, благодаря которой вы стали его пленницей.

— Пленницей, говоришь ты! Антония свободнее, чем воздух! Еще этой ночью я была далеко отсюда, в чудесных рощах, и дышала там таким чистым воздухом! Никогда еще не видала я столько цветов! И сестра моя была со мной; но она захотела остаться там. Я часто бывала в тех краях, когда была моложе; но никогда не была я там с моей матерью. С тех пор моя жизнь так изменилась…

Антония опустила голову на руку и закрыла глаза. Лицо ее пылало темным румянцем; губы пересохли от жара. Она одновременно и смеялась и рыдала.