Джеймс Купер - Том 7. Моникины

— Да что вы! Неужели? Ну, во всяком случае мы, моникины, именно таковы. Наши Вьюны стыдятся как раз той части своих сограждан, которой они имеют больше всего причин гордиться, то есть просто народа, и гордятся именно той частью, которой они имеют больше всего причин стыдиться, то есть самими собою. Но у нас еще будет много случаев рассмотреть это подробнее, а пока лучше поспешим в гостиницу.

Поскольку бригадира эта тема, видимо, раздражала, я умолк и, ускорив шаг, пошел за ним, но читатель может не сомневаться, что я во все глаза смотрел по сторонам. Одна особенность этого своеобразного города сразу же привлекла мое внимание: все дома обмазывают какой-то цветной глиной, и после стольких трудов, затраченных на то, чтобы скрыть основной строительный материал, нанимают художника, который обводит каждую отдельную частицу того же материала (а таких частиц миллионы) отдельной белой полоской. Все это придает фасадам жилых домов весьма приятный вид благодаря тщательной отделке деталей, а всей архитектуре в целом — особую величественность, основанную на таблице умножения. Если к этому добавить черноту рогаток, белизну наружных лестниц, а также своего рода стоячий воротничок ослепительно яркого цвета под самым карнизом, общее впечатление будет немногим отличаться от того, какое производит взвод барабанщиков в красных мундирах с позументами, с белыми обшлагами и в коротких белых плащах. Сходство становится еще более разительным вследствие того, что среди этих барабанщиков трудно найти двух одного роста, как это обычно бывает во всяком военном оркестре.

Народ Низкопрыгии отличается обдуманностью своих поступков, терпимостью суждений и обширным запасом житейской мудрости. Вполне естественно, что такой народ никогда не проявляет неуместной торопливости. С тех пор как меня по всем правилам закона приняли в гражданство и избрали в Великое Национальное Собрание, прошли уже целые сутки. Но прежде, чем призвать меня к исполнению моих новых важных обязанностей, мне предоставили еще целых три дня на ознакомление с порядками и учреждениями страны и с духом нации, которая, по собственному мнению, не имеет себе равных ни на земле, ни на небе, ни в подземных водах. Я воспользовался этой отсрочкой и хочу познакомить читателя кое с чем из того, что я узнал.

Учреждения Низкопрыгии делятся на две великие категории, а именно на законные и на подменяющие. Первые служат великому основному принципу, а вторые — великому питающему принципу. Первые соответственно ограничены конституцией, иначе называемой Великой Национальной Аллегорией, а последние ограничены только практикой. В одном случае мы имеем посылку, в другом — вывод; один случай — это только гипотеза, а другой — только следствие. Оба великих политических ориентира, оба общественных мнения, обрубленные хвосты, круговращение, большое и малое колеса — все это только логические следствия, и я не собираюсь говорить о них в настоящем кратком очерке, посвященном исключительно основному закону государства, то есть Великой и Священной Национальной Аллегории.

Уже упоминалось, что первоначально Низкопрыгия была отпрыском Высокопрыгии. Политическое разделение их произошло в прошлом поколении, когда низкопрыгийцы публично отреклись от Высокопрыгии и всего, что с нею связано, как новообращенный в церкви отрекается от дьявола и всех козней его. Это отречение, иногда также называемое «обличением», пришлось больше по вкусу самой Низкопрыгии, чем Высокопрыгии, и привело к длительной и кровопролитной войне. Однако низкопрыгийцы после ожесточенной борьбы отстояли свое твердое решение порвать с Высокопрыгией. Дальнейшее покажет, насколько они были правы.

Еще до начала враждебных действий патриотизм и жажда независимости были настолько сильны, что граждане Низкопрыгии, хотя и плохо обеспеченные изделиями собственной промышленности, гордо отказались ввозить изделия своей старой родины — хотя бы одну булавку, предпочитая наготу подчинению. Более того, они торжественно провозгласили, что их почтенная родительница была им вовсе не доброй, заботливой и снисходительной матерью, как ей надлежало быть, а жадной, жестокой и деспотичной мачехой. Следует помнить, что такое настроение относится к тому времени, когда обе страны были еще юридически объединены, имели одного главу, носили одежду и, по необходимости, имели множество общих интересов.

После счастливого исхода войны все это в корне изменилось. Низкопрыгия показала нос Высокопрыгии и объявила о своем намерении отныне вести свои дела по-своему. Желая осуществить это намерение как можно более эффективно, а заодно швырнуть грязью в лицо своей бывшей мачехе, Низкопрыгия постановила, что ее государственное устройство будет очень близким к государственному устройству Высокопрыгии, но вместе с тем будет настолько отличаться от него в лучшую сторону, что при сравнении недостатки этого последнего будут видны даже самому поверхностному наблюдателю. Как это патриотическое решение было претворено в жизнь, я сейчас и собираюсь показать.

В Высокопрыгии долгое время господствовала старинная теория, что всякая политическая власть — от бога, хотя на каком основании эта теория могла господствовать где бы то ни было, мне совершенно непонятно, поскольку участие дьявола в этом деле гораздо более очевидно. Однако jus divinum [20] Мое и твое (лат.). оставалось руководящим принципом общественного строя Высокопрыгии, пока аристократия не прибрала jus к рукам, предоставив divinum собственному промыслу. В ту эпоху и родилась современная конституция. Всякий знает, что палка, поставленная на землю, обязательно упадет, если ее конец не врыть в землю. Две палки устоят ничуть не лучше, даже если связать их верхние концы. Но три палки образуют устойчивый треножник. Эта простая изящная идея и легла в основу государственного устройства Высокопрыгии. Обществу там были приданы три моральные подпорки, и у одной из них был помещен король, чтобы не дать ей соскользнуть, так как это единственная опасность, грозящая такой системе, у второй — аристократия, а у третьей — народ. На верхушку этого треножника была водружена государственная машина. В теории все это выглядело превосходнейшим изобретением, но практика, как всегда бывает, подвергла его существенным изменениям. Король, единолично распоряжаясь своей палкой, доставлял тьму хлопот двум другим группам палкодержателей. Дабы не нарушать теорию, которая считалась незыблемой и священной, аристократия, уже из собственных соображений платившая кое-кому из держателей народной палки, обеспечивая ей устойчивость, теперь принялась выискивать средства к тому, чтобы и королевская палка сохраняла более постоянное и надежное положение. Вот тут-то, когда обнаружилось, что король не в состоянии удерживать свой конец великого общественного устройства там, где он поклялся его держать, аристократия и объявила торжественно, что король, очевидно, забыл, где находится конституционная ямка для его палки, и что он безвозвратно утратил память (решение, ставшее отдаленной причиной недавних злоключений капитана Пока). Как только король был конституционно лишен памяти, нетрудно было отнять у него и все остальные способности, а затем было вынесено гуманное решение — впрочем, единственно возможное по отношению к столь физически обездоленному существу — что он не способен ошибаться. При дальнейшем проведении в жизнь этой идеи на основе тех же гуманнейших и христианнейших принципов вскоре во избежание противоречий было решено, что король вообще ничего делать не будет, и его старший двоюродный брат был провозглашен его законным заместителем. Через некоторое время трон был скрыт за пурпурной завесой. Поскольку, однако, могло случиться, что и кузен в свою очередь начнет расшатывать палку и нарушит равновесие треножника, две остальные группы палкодержателей решили далее, что, хотя его величество имеет неоспоримое конституционное право определять, кто должен быть его старшим кузеном, сами они имеют столь же несомненное конституционное право определять, кто им не должен быть. В конце концов был достигнут компромисс. Король, который, как и всякий другой, находил, что сладость власти гораздо приятнее ее горечи, согласился взобраться на верхушку треножника так, чтобы создалось впечатление, будто он сидит верхом на государственной машине, и, принимая там почести, есть и пить в свое удовольствие, пока другие решают, кому по мере сил трудиться у подножия. Такова вкратце история, и таково было государственное устройство Высокопрыгии в то время, когда я имел честь посетить эту страну.