Владислав Глушков - Клинок Судеб

Такой тонкой работы Горазд даже и не видывал ни когда, не понимал, где мог Ядрей научиться этому ремеслу, а может это такой талант у парня был, от природы. Он оказался очень усидчивым, и мелкая работа парню давалась легко. Правда, за большую работу он долго не брался, всё примерялся, то к материалу, то к технике плетения. Делал кольчужные рукавицы, подшлемники. Только к концу лета взялся за рубаху и к осени делал такую тонкую и такую прочную, каких Горазд ни разу и не видывал.

Время шло, немного позабылись события весны, старый кузнец всё реже вспоминал о сделанном им кинжале и о том дне наречения, на котором Ядрей чуть не убил своего товарища. Только временами нет, нет, да и приходили воспоминания. Но работу над мечом он всё равно не бросал. Закончил в основном только тогда, когда выпал первый снег. Всё это время кузнецы, старый и молодой редко покидали кузню, очень часто им даже еду приносили сюда. Когда приходила мать Ядрея и упрекала деда, в том, что он привязал к себе внука и не отпускает на воздух, Горазд возмущался. А сын успокаивал мать.

— Ничего он меня не привязывал, матушка, не беспокойся, мне самому это дело по душе, я ведь тоже буду кузнецом, как и дед Горазд. Ты даже не представляешь, как много я узнал за это время. Вот лучше посмотри, что я сделал, — и Ядрей показывал матери свою работу, та дивилась и оставляла мужчин в покое.

Иной раз прибегали товарищи, звали Ядрея то на озеро, рыбалить, то на охоту, но и от них парень отмахивался, мол, некогда мне пустяками заниматься. Сами, мол, потом спасибо скажете.

— Как помрёт дед Горазд. Кто тогда вам наконечья для стрел ковать будет, крючки для рыбалки, да лемеха для плугов.

— Да, ты погляди на деда своего, — не унимались парни, — он крепок ещё как тот столетний дуб, успеешь ещё многому научиться. Пошли в лес.

— Нет, не время, потом, как науку всю освою.

— Ну как знаешь, а мы пойдём. — Соглашались товарищи и убегали.

Осень пришла в этом году рано, выбрались однажды кузнецы на волю из кузни, а на земле же первый снег лежит, и старый серый пёс в нём кувыркается, шерсть чистит, да блох гоняет. Радуется снегу.

— Вот Ядрей, и зима не за горами, а мы с тобой и на ярмарку в этом году не ходили.

— Так не с чем было, дед Горазд.

— Как не с чем? А те рукавицы, что ты сделал? Это что не товар, по-твоему?

— Товар, да ведь они все разные и мало их.

— Разные, это точно, так ведь и люди разные, кому большие надобны, а кому и малые. Нет, негоже, ярмарки пропускать, негоже, — посетовал дед Горазд. — А зима точно ранняя, смотри уже и пруд ледком затянуло, видать суровая будет, как бы хлеба в деревне хватило до весны.

— Хватит, а не хватит, так грибов чай насобирали девки, да насушили. Репа в погребах лежит, капуста квашеная в бочках стоит, я видел, был в погребах, так, что перезимуем, не помрём с голоду, да и рыба в пруду водится, зверь в лесу.

— Так, то оно так, да вот без хлеба, без него никак нельзя, он всему голова. Коль есть краюха хлеба на столе, то и до хлеба будет, а коль в амбаре пусто, так и в животе не густо.

— Ты дед Горазд прямо присказками заговорил. Нет, не беспокойся в амбарах тоже не пусто, перезимуем. А ты когда меч закончишь?

— Теперь уже скоро. Осталось совсем немного гравировки сделать, да рукоять немного довести.

Но и эта работа продвигалась у старого кузнеца тяжело. Он быстро закончил рукоять, добившись идеальной балансировки клинка, но узор, который всё время стоял перед глазами, ни как не хотел ложиться на металл. Горазд даже иной раз задумывался, что кто-то специально держит его руку, сбивает. Наконец она закончил одну сторону, вышло очень красиво, по серебристому, тонкому клинку вниз от рукояти как бы стекая, вились чёрные нити узора. В середине просматривались какие-то неведомые Горазду буквы. Он понимал, что здесь что-то написано, но что разобрать не мог. Откуда появились они на клинке эти незнакомые буквы, складывавшиеся в слова, он не понимал. В специальном сундучке, у него в кузне, лежало несколько свитков, которые Горазд когда-то давно купил на ярмарке. В этих свитках рассказывалось о тонкостях закалки оружейного металла. Он достал их, начал рассматривать, но свитки были написаны на знакомом ему языке и таких букв. Которые вышли на клинке, он там не нашёл.

«Что же это за слова такие? — Подумал кузнец. — И откуда они взялись? Не иначе, как тот Белый, а может Чёрный их нашептали, хотя нет, скорее Белый. Чёрный уже не властен над этим клинком, он отделён. Значит слова правильные, — решил кузнец».

Осень уже давно перешла в зиму, мелкие речушки, болота и пруд сковал крепкий лёд. Люди готовились к празднику Солнцеворота. Когда заканчивается самая длинная ночь, и солнце начинает с каждым днём всё дольше задерживаться над небосклоном. С этого дня зима поворачивает в сторону лета, и хотя впереди ещё морозы и метели, но не за горами и Праздник солнцестояния, весёлые проводы зимы, с блинами и сжигаемыми соломенными чучелами. В этот период в селе обычно проходили свадьбы. Вот и Горазд решил прервать ненадолго свою работу, отвлечься, поучаствовать в общем веселье, да и Ядрея нужно было вывести на свежий воздух, а то совсем парень в кузне жить освоился. Не годится это для молодца.

Парень противиться не стал и с удовольствием окунулся в деревенскую жизнь, он ходил на охоту, рыбалил подо льдом, бегал с девчатами и хлопцами на горки, но и про работу не забывал, нет, нет, да вернётся в кузню, поглядеть, что дед Горазд делает, как у него работа движется.

Этой ночью, деревня рано легла спать, следующая ночь праздничная, стоило отдохнуть да сил поднабраться. Только в некоторых хижинах ещё горели лучины, девушки гадали на своих суженых. По старинному обычаю, в ночь перед праздником Солнцеворота.

Два десятка всадников подходили к деревне пешком, ведя коней в поводу. Они шли замёрзшими в зиму болотами, но всё равно опасались, трясины дело опасное, не всегда на них лёд прочен был, подогревались болота газами земными, нет-нет, да прорвётся лёд, а оттуда пузыри газа мутного, зловонного, так, что и дышать нечем. Несколько человек отряд уже потерял на этих трясинах, но в этом году зима особо лютая была, как не противились болота, но и им пришлось морозам покориться. Луна стояла высоко, пробиваясь сквозь ветви елей, покрытые снегом и освещая землю. Пар валил из лошадиных ноздрей, пар валил от вспотевших воинов, одетых в звериные шкуры. Шли тихо, обмотанные тряпками копыта лошадей мягко ступали по плотному снегу, подвязанное оружие и плотно пригнанные доспехи, под звериными шкурами не выдавали присутствие людей. Отряд вышел к опушке леса, и вожак поднял руку, давая команду остановиться. Воины затаились, они ещё долго стояли так, в ожидании пока в последнем окне не погасла лучина, пока последний прохожий не пробежал к своему дому. Когда деревня заснула, вожак дал команду двигаться дальше.