Андрей Баширов - Оборотни Индии

Через несколько дней мы прибыли в Ганешпур, так и не испытав по дороге ни одного приключения. После того как мы расположились лагерем в манговой роще неподалеку от городских ворот, двое индусов, лучшие из лучших разведчиков — сотха, отправились в город, чтобы попытаться заманить каких-нибудь путешественников в наши сети. Они отсутствовали большую часть дня и когда вернулись, мы набросились на них с расспросами. Один из этих двух индусов был не кто иной, как Бадринатх, о котором я уже говорил. Он был брахманом. Другой индус, по имени Гопал, принадлежал к низшей касте. Вместе с тем они оба в одинаковой мере были весьма незаурядными, умными и хитрыми людьми, обладавшими безупречными манерами и способностью подчинить своему обаянию и уговорам кого угодно. Должен сказать, что почти всех тхагов, и особенно наших разведчиков, вообще отличает особо обходительная, благородная, приветливая и, когда надо, веселая манера обращения с посторонними, в первую очередь с теми, кто был намечен в качестве жертвы. При этом, конечно, следовало соблюдать меру и быть, если того потребуют обстоятельства, грустными, задумчивыми и сострадательными, но всегда, повторяю, всегда искренними, ибо если говорить с кем-то не от чистого сердца, то он рано или поздно почувствует подвох. Именно в этом и состояло искусство нравиться людям, которое так помогало нам в нашем богоугодном промысле.

Бадринатх рассказал, что он обшарил весь базар без какого-либо успеха, пока его внимание не привлек пожилой человек весьма достойного облика, который о чем-то ожесточенно препирался с хозяином харчевни, стоя у двери этого заведения. Бадринатх подошел к нему и тот, взволнованный какой-то несправедливостью со стороны хозяина харчевни, немедленно обратился к Бадринатху, умоляя его стать свидетелем и отправиться вместе с ним к городскому голове — котвалю, чтобы подать жалобу.

— Трактирщик вел себя очень непочтительно и грубо, — рассказал Бадринатх, — однако после того, как я напустился на него с отменной бранью и угрозами рассказать котвалю все о его проделках (а надо сказать, тот всего-навсего изрядно обсчитал моего нового друга), он согласился вполне удовлетворить наши требования. Пожилой человек был очень доволен моим вмешательством и, естественно, вступил со мной в разговор о том, кто я такой и куда еду. Я немедленно воспользовался случаем убедить его, что этот город небезопасен для любого проезжего, даже на одну ночь, и узнал также, что он был главным писарем — мутсадди, состоял на службе у раджи Нагпура и как раз отправляется туда вместе со своим сыном.

Я, конечно же, предупредил его об опасности встречи с грабителями и тхагами по пути в Нагпур, красочно рассказав ему пару известных мне случаев ужасных убийств и насилий, и сказал, что путешествую вместе со своими друзьями-паломниками туда же, куда и он, то есть в Нагпур. Я еще сказал, что мы нарочно выступили в путь в большом числе, чтобы устрашить всякого злодея, и что мы всегда останавливаемся на ночлег за пределами городов и деревень, жителям которых, увы, лучше тоже не доверять. Мое предложение присоединиться к нам он принял весьма охотно, и мне удалось убедить его как можно скорее оставить город. Я оставил с ним Гопала, чтобы показать дорогу и помочь собрать вещи. Думаю, что еще до заката они будут здесь.

— Аллах велик! — набожно воскликнул отец и с удовольствием похвалил: — Воистину, твое лицо удивительно белое, Бадринатх! Я уверен, что у этого старого мутсадди с собой полно денег и драгоценностей, которые помогут нам безбедно жить до самого Нагпура. Ежели он не захочет все-таки отправиться с нами, то придется устроить ему засаду, не откладывая этого дела. Вскоре все решится — если он не придет, то могильщики должны немедленно отправиться в путь, чтобы приготовить ему могилу рядом с дорогой там, где я укажу.

К счастью, нам удалось избежать всех этих хлопот, поскольку мутсадди явился, как и обещал, в наш лагерь, где его встретили отец и два других джемадара. Благородство его облика произвело на меня сильнейшее впечатление: его отличали великолепные манеры и разговор, которые он, без всякого сомнения, приобрел при дворе в обществе раджей, визирей и других высокопоставленных особ. Отдав распоряжение приготовить свою повозку для ночлега для сопровождавших его женщин, то есть со всех сторон обтянуть ее пологом, он и его красивый молодой сын подошли к тому месту, где отец и джемадары расстелили ковры, и начали приличный случаю разговор, то есть познакомились и обсудили наши ближайшие планы.

Если бы этот старик только мог знать, кто сидит рядом с ним! Все происходящее казалось мне весьма странным — мы уже решили расправиться с мутсадди этой ночью и уже приготовили могилу для него и его сопровождающих, а он, как ни в чем не бывало и не подозревая ни о чем, мирно покуривал кальян и дружески беседовал с отцом, Хуссейном и Гхаус Ханом. Старик был явно доволен нашим обществом.

— Спасибо тебе, — обратился он к Бадринатху, — что ты уговорил меня оставить город и приехать сюда, где я наслаждаюсь теперь беседой с людьми, повидавшими свет. Там, в городе, я не сомкнул бы глаз всю ночь, опасаясь грабителей, а тут я могу чувствовать себя совершенно спокойно и не беспокоиться за себя и своих близких, которым вы готовы оказать защиту и покровительство.

Ага! — согласно прошептал старый тхаг, который сидел позади меня. — Мы уж окажем ему покровительство, я лично об этом позабочусь.

Каким образом? — спросил я его, и он подал мне знак, говоривший, что именно он назначен уничтожить старика. Тхаг поднялся со своего места и сел рядом с мутсадди, который удивленно взглянул на него.

— Не беспокойтесь! — сказал отец. — Он один из наших попутчиков и, как и любой другой, может посидеть немного в нашем тесном кругу и послушать истории, которые мы рассказываем друг другу, чтобы скоротать время до отхода ко сну.

Старый тхаг остался сидеть, где сидел, а я наблюдал за тем, как, слушая разговор, он играл со своим платком, обматывая его то вокруг одной руки, то вокруг другой. Во мне росло возбуждение — вот напротив меня сидит старый мутсадди, вот его сын, оба ни о чем не подозревают, вот их убийцы и мой отец, который в приятном, спокойном тоне, как ни в чем не бывало, говорит с людьми, им же приговоренными к гибели через несколько минут. Мне стало страшно и жалко этих двух несчастных. Я отводил в сторону глаза, но безуспешно: мой взгляд опять возвращался к старику и его сыну. Всем своим существом я хотел подать им сигнал — спасайтесь, бегите! — однако так и не отважился, зная, что тогда меня ждет неминуемая смерть. Каждое движение тхагов, сидевших рядом с мутсадди, казалось мне началом страшной развязки. Я больше не мог смотреть на это и, не выдержав напряжения, встал и отошел подальше в сторону.