Александр Холин - Адамантовый Ирмос, или Хроники онгона

Из колесницы вышел один из прибывших гостей: высокий босой человек в кожаных штанах и рубахе без рукавов. Тёмную волосатую грудь, уже не казавшуюся слишком чёрной, украшала большая буква «Z», висевшая на толстой золотой цепи. Такие побрякушки часто цепляли себе на шею крутые современники Никиты, считающие вероятно, что чем толще блестящий ошейник, тем элегантнее выглядит металлоносец.

Приехавший оказался вовсе не негром и не нубийцем, как вначале подумал Никита. Просто его лицо потемнело до окончательной неотмываемости от постоянного общения с огнём. Шутка сказать! – сам Тувалкаин, Повелитель огня в гости пожаловал!

– Послушай, Ангел, ты сведи-ка его к нам на Арбат. Он в любой тусовке самым отрывным чуваком будет. Во повеселитесь! – шепнул Никита, пока гость ещё не мог его слышать. – Такого отпада нигде в ваших царствах нет и не будет, сам знаешь. Ведь недаром же ты в столичного офеню вырядился. А с ним на всю Москву прославишься, мало не покажется.

Между тем внешний вид Ангела опять переменился. Рядом с Никитой теперь стоял настоящий полковник, то есть настоящий римский цезарь или патриций с венком лавра на голове и кадуцеем [32]центуриона в правой руке. Тога у него была охвачена не слишком сильно стянутым золотым поясом, а на правой руке красовалось массивное кольцо с великолепным большим изумрудом.

– Приветствую тебя, всемилостивый, – поднял левую руку с открытой ладонью гость, а правую прижал к сердцу. – Рад снова встрече с тобой. Вижу, ты исполнил мою просьбу и привёл с собой настоящего поклонника музы Эрато. Я же могу поделиться с ним чувством и пониманием пламени онгона, а также всего сгоревшего и сгорающего на земле.

Тувалкаин подошёл к Ангелу, встал перед ним на одно колено и поцеловал перстень на руке всемилостивого.

– Ну, прямо как у сицилийских «мафинов», – вслух усмехнулся Никита. – Вот оказывается, откуда у современных бандитов такая привычка. А то, не успев приехать, ладит себя на трон покровителя и защитителя девяти муз! Даже огнём творчества обещал поделиться!

Никита разохотился было отмочить что-нибудь ещё про воровскую ангельскую долю, да Тувалкаин, не слишком-то прислушиваясь к речам неофита-писателя, полез с ним здороваться в обнимку и вся заготовляемая ехидственность мигом куда-то испарилась. Вернее, даже не испарилась, а переродилась в неприязнь, потому как рядом с Тувалкаином стоять было невозможно: едкая вонь, запах дыма, неперегоревшего угля, потушенного пожарища, прогорклого мяса бил в ноздри, вызывал слёзы и кашель.

Никита, чтобы отвязаться от назойливых объятий и реверансов, спросил первое, что пришло на ум:

– Скажи, Повелитель огня, а почему твоя колесница, слуга, да и ты сам не являете образец или образ огня? Почему оба кажетесь осколками угля, то есть топливом для огня, но никак не самим огнём? Скорее, выглядите чем-то сгоревшим, несвежим и неживым. Разве подобает повелителю одеваться в поношенное тряпьё?

– Эй, раб! – окликнул Тувалкаин возницу. – Ну-ка ответь господину как подобает. Он должен знать, что значит чёрный цвет для огня!

Тот встряхнулся, словно чёрная курица, степенно откашлялся, но вставать в позу оратора не стал, а ровным нравоучительным тоном отбарабанил заученную фразу:

– Чёрная краска в большинстве случаев бывает продуктом огня, и в точках, испытавших живое воздействие огня, всегда остаётся нечто едкое, жгучее. Как утверждают некоторые авторы, в извести, золе, угле, дыме остаются огненные частицы – причём это частицы самого настоящего огня. [33]

– Видал, это он из своего трактата наизусть чешет. Головастый мужик! – похвастался Ангел. – Посмотришь, его мысли вскоре станут для многих мудрецов фундаментом огненной философии.

– Что и требовалось доказать, – пробормотал Никита. – Проблемой огня занимались и уже занимаются миллионы твоих незаменимых поклонников. А то вешаешь мне тут…

– Не ворчи, – оборвал его Ангел, – молод ещё ворчать-то. Лучше запоминай деловые мысли, которые никогда не прочтёшь среди мудрых надписей на московском заборе.

Но, упоённый собственной пинкертоновской проницательностью и умственным превосходством над приехавшими, Никита на мгновенье отвлёкся. Он даже не заметил, откуда у Тувалкаина в руках появился шикарный серебряный поднос с золотыми львиными головами по кромке и затейливым чернёным узором на плоскости. Посредине подноса стояли два золотых кубка, инкрустированных драгоценными каменьями. Слуга Тувалкаина притащил из колесницы чёрную амфору. Но в принесённом кувшине плескалось вовсе не вино. Из амфоры в кубки полилась жидкость, которую можно было назвать сжиженным огнём. Причём, жидкость была фиолетового цвета.

Языки пламени выливались из сосуда по всем физическим законам жидкости и наполняли кубки, над которыми сразу же появлялось голубоватое сияние, будто над пуншем, с той лишь разницей, что здесь из кубков поминутно выпрыгивали облачка разноцветных огненных пузырьков – шаровых молний, то есть шариковых. Зрелище было превосходное, но пить ЭТО!.. Никита даже невольно поёжился, представив, как огненное вино проникает в горло и разливается струйками по всем артериям, сжигая на своём пути исключительно все биологические клетки.

Тем не менее, Ангел с лихостью уланского гусара, то есть гусарского улана осушил предложенную чашу, вытер с губ плясавшее на них облачко шариковых молний, блаженно прикрыв глаза. Видно было, что напиток доставил ему истинное удовольствие.

Тувалкаин со вторым кубком подступил к Никите, поклонился, но Никита медлил. Вернее сказать, ему совсем не хотелось пить пламень, тем более – фиолетовый! Интуитивное чувство самосохранения зазвонило в глубине души тревожным набатом, предупреждая о реальной опасности. Никиту интуиция никогда ещё не подводила, но перед ним сейчас стояла дилемма. А решение надо было принимать сейчас.

– Ты что, Никита-ста? – спросил Ангел мнущегося и нерешительного, – нельзя отказываться от заздравной чаши. Отказ от чаши, от угощения – это значит, кровно обидеть Повелителя огня. Я бы настоятельно не советовал принимать нежелательные решения. Опасно. Впрочем, если не боишься нажить врага, то можешь отказаться. Тебе решать!

– Ага. Хочешь – пей, а не хочешь – тем более пей, – поднял Никита дерзкие глаза. – Видишь ли, я не без основания полагаю, что фиолетовый огонь не разожжёт меня, а потушит ту Божью Искру, что душой величают. Да и причём здесь Тувалкаин? Я его никогда не знал и, вероятно, больше не увижу. Настоящий повелитель этого огня – ты. А он – так, бутафория. Этакий свадебный генерал, на которого и всю ответственность за происходящее свалить можно. Он стерпит, работа у него такая. Я прав?