Томас Майн Рид - Вольные стрелки

И вдруг француз резко свернул с пути и помчался по кривой, огибая врага.

Только теперь мексиканцы поняли хитрость и с криком вскочили в седла. Некоторые стали стрелять из мушкетов, другие, раскручивая лассо, бросились в погоню. А в это время Рауль уже повернул Геркулеса к высокой роще, где начиналась тропинка. Все дело было в том, чтобы добраться до леса: среди деревьев лассо преследователей были безопасны.

Мы, затаив дыхание, следили за скачкой. От ее исхода зависела наша жизнь. Нас отделяла от Рауля целая толпа гверильясов, так что мы видели лишь его зеленую куртку да рыжий круп Геркулеса. Потом мы заметили, как над головой Рауля завертелись лассо, услышали выстрелы… Один раз нам даже показалось, что товарищ наш вылетел из седла. Но в следующую секунду мы вновь увидели его живым и здоровым – он огибал рощицу, стоявшую среди луга. Потом он опять исчез из глаз… Наступила минута ужасного, напряженного ожидания: холм заслонял от нас и преследователей и преследуемого. Все взгляды устремлялись к той точке, где исчез наш всадник. Но вот Линкольн, взобравшийся на крышу ранчо, закричал:

– Он цел, капитан! Мексиканцы возвращаются без него!

Линкольн был прав. Не прошло и минуты, как гверильясы с самым разочарованным видом медленно вернулись из-за холма.

Бегство Рауля и Геркулеса произвело на неприятеля почти магическое действие. Его неподвижность исчезла бесследно. Лагерь гверильясов зашевелился и зажужжал, как осиное гнездо. Всадники скакали по равнине во все стороны и завывали, как индейцы на тропе войны.

Я думал, что они окружат кораль, но они этого не сделали. Они знали, что убежать мы не можем, но теперь поняли и то, что продержать нас в осаде три дня и заморить голодом и жаждой не удастся. Вместо трех дней у неприятеля было теперь не больше трех часов. Чтобы доскакать до лагеря, Раулю требовалось не больше часа, а еще через два часа нам на выручку подоспеет пехотный или кавалерийский отряд.

В ту сторону, куда скрылся Рауль, поскакал патруль разведчиков, а все прочие бросились в лес по другую сторону луга. Все это было проделано с огромной быстротой…

Мы с Клейли взлезли на крышу ранчо, чтобы оттуда проследить движения врага и, если возможно, проникнуть в его намерения. Несколько времени мы стояли молча и вглядывались в маневры гверильясов. Возбужденные бегством Рауля, они скакали взад и вперед по лугу.

– Великолепно! – воскликнул лейтенант, восхищенный прекрасной посадкой и кавалерийскими достоинствами врагов. – Все эти молодцы, капитан, так и просятся…

– А? Что там такое?.. – вдруг закричал он, поворачиваясь и показывая на лес.

Я оглянулся. В том месте, где из-за деревьев выходила дорога на Меделлин, стояло облако пыли, Казалось, что его поднимал небольшой отряд. Солнце как раз садилось, а облачко пыли было от нас на западе, и сквозь его золотистый туман я смутно различал неизвестный блестящий предмет. Гверильясы натянули поводья и, оставив коней, жадно глядели в ту же сторону, что и мы.

Ветерок отнес пыль в сторону, и я заметил десять—двенадцать силуэтов вокруг какого-то крупного предмета, сверкавшего под солнечными лучами, как золото. В то же время гверильясы разразились угрожающими криками.

– Cenobio! Cenobio! Los canones! (Сенобио, Сенобио! Пушки!) – расслышал я.

Клейли вопросительно взглянул на меня.

– Совершенно верно, Клейли! Честное слово, придется понюхать и это…

– Что они там кричат?

– Глядите сами… Ну?

– Медное орудие, черт меня побери!.. Шестифунтовая каронада!

– Мы имеем дело с гверильей, Сенобио, а это настоящая маленькая армия. Теперь нам не поможет ни частокол, ни холм.

– Что же нам делать? – спросил лейтенант.

– Умереть с оружием в руках. Без боя мы не сдадимся, чем скорее наступит развязка, тем лучше.

Я соскочил с крыши и велел трубачу играть сбор.

Звонкие ноты рожка прорезали воздух, и солдаты собрались передо мной.

– Храбрые товарищи! – закричал я. – У врагов есть крупное преимущество. Они привезли пушку, и боюсь, что этот частокол окажется довольно слабым прикрытием. Если нас будут выбивать отсюда, давайте отстаивать наш кораль до последнего дыхания. А если нас разобьют то помните: каждый должен драться, пока его не убьют!..

Решительное «ура» было ответом на эту краткую речь.

– Но сначала мы еще посмотрим, каково они стреляют, – продолжал я. – Пушка у них легкая, и всех нас сразу не перебьет. При выстрелах сейчас же ложитесь! Кто лежит на земле ничком, того труднее ранить. Может быть, мы и продержимся, пока наши придут на выручку. Во всяком случае, попытаться надо…

Новое «ура» прокатилось по фронту.

– Это ужасно, капитан! – прошептал майор.

– Что тут ужасного? – спросил я. Этот трус внушал мне величайшее презрение.

– Ах, это… эта история… это такая…

– Майор! Вспомните, что вы солдат!..

– Помню! Дурак я, что не подал в отставку перед тем, как началась эта проклятая война! Ведь собирался…

– Ну, не бойтесь, – сказал я, невольно улыбаясь откровенности майора. – Через месяц вы будете пить вино в Хьюлетте. Вот, спрячьтесь за это бревно. Это единственное безопасное место во всем корале.

– Вы думаете, капитан, оно действительно выдержит снаряд?

– Хоть из тяжелого орудия. Ну, ребята, держитесь! Готовьтесь к бою!

Мексиканцы подвезли свою шестифунтовую пушку на пятьсот ярдов от частокола, и группа артиллеристов неторопливо устанавливала ее на лафет.

В это время я снова услышал голос майора.

– Боже мой, капитан! Зачем вы подпускаете их так близко?

– А как мне их не пустить? – удивился я.

– Да мое ружье бьет гораздо дальше. Я думаю, их можно бы отогнать.

– Вы бредите, майор, – отвечал я. – Пуля не долетит до них на двести метров. Вот если бы они действительно подошли на выстрел, мы бы им показали!..

– Да уверяю вас, капитан, мое ружье бьет вдвое дальше!

Я взглянул на майора. Мне казалось, что он совсем сошел с ума.

– Говорю вам, у меня игольчатое ружье, оно бьет на восемьдесят шагов.

– Быть не может! – воскликнул я, срываясь с места. Теперь я вспомнил о странной штуке, которую велел Раулю снять с седла Геркулеса. – Да почему же вы не сказали мне раньше?!

И, оглянувшись кругом, я закричал солдатам:

– Где ружье майора Блоссома?

– Вот она, майорская флинта! – отозвался сержант Линкольн. – Но такой винтовки я никогда не видывал. Она скорее похожа на пушку-недомерок!

В самом деле, в руках у Линкольна было прусское игольчатое ружье, новое по тому времени изобретение, о котором я все же кое-что уже слыхал.

– Оно заряжено, майор? – спросил я, беря у Линкольна ружье.

– Заряжено.

– Можете вы попасть вон в того молодца? – спросил я, возвращая оружие охотнику.