Михаил Козаков - Солдаты невидимых сражений

— Вот что, — сказал он, получив кофе и коньяк, — мне нужно у вас переночевать. Сами понимаете, — в гостинице небезопасно. И чтобы вы зря не радовались, скажу: деньги я передал на хранение. Поняли?

— Вы меня обижаете, Александр Дмитриевич, — развел руками Красиков. — А ко мне милости просим, хотя у меня и тесно, и бедно.

Квартира Красикова была недалеко. Поднимались они очень долго по скрипучей лестнице до самого верха. Маленькая квартирка, две комнаты и кухня, окна с частым переплетом; чисто, но бедно. Хозяйка оказалась еще молодой женщиной, миниатюрной, с густыми русыми волосами. Она с опаской взглянула на мужа и его гостя.

— Познакомьтесь, — буркнул муж, — Александр Дмитриевич, Агафья Ираклиевна. Александр Дмитриевич у нас переночует.

— Кушать будете? — спросила Агафья Ираклиевна.

— Нет, мы поели, — поспешил ответить Красиков.

Он повел гостя в комнату — гостиную. В углу помещался большой иконостас, горела лампадка. Красиков перекрестился. Рожальский последовал его примеру.

В комнате был стол, несколько стульев и шкаф — вся мебель очень дешевая. Красиков сел к столу и указал Рожальскому на стул рядом.

— Скажите, Александр Дмитриевич, правда ли, что вам привезли этот жемчуг недавно? — спросил он.

— Возможно, — уклончиво ответил Иван Семенович. — Во всяком случае, я так говорил этому торгашу.

Красиков остался недоволен ответом, но больше спрашивать не решился. Через минуту он снова заговорил.

— Не поймите меня превратно, — начал он. — Но мне нужно связаться с контрабандистами. Не смогли бы вы помочь мне в этом?

— Дорогой мой, — ответил Иван Семенович. — Не поймите и вы меня превратно. Я вас не знаю, вы меня не знаете. Я свои пути и знакомых держу в секрете. Конечно, для полезного дела — а в полезности его нужно меня убедить — можно будет и подумать. Объясните мне сущность вашего дела, причем подтвердите какими-нибудь доказательствами солидность — я не могу рисковать людьми зря. Я пробуду здесь еще день-другой.

Ивану Семеновичу хозяйка постелила в столовой. Было слышно, как хозяева шептались за стеной. Через час примерно Иван Семенович услышал, что открывается дверь. Красиков, бесшумно крадучись, пробрался к его одежде и быстро ощупал ее. В кармане пиджака Иван Семенович оставил французские деньги и письмо, специально на этот случай подготовленное. Оно было написано на английском языке и сообщало о предстоящей встрече и передаче какого-то пакета. Язык письма был туманным, но такого рода документы иначе и не пишутся.

Красиков вытащил письмо и ушел к себе. Иван Семенович решил, что теперь можно наконец заснуть.

Наутро он нашел все свои вещи, в том числе и письмо, на месте. В кухне он увидел одну Агафью Ираклиевну.

— А где Иван Васильевич? — спросил он.

— Ушел, — ответила хозяйка. — К сожалению, на завтрак у меня нет ничего, кроме чая.

— Не беспокойтесь. Сейчас мы это исправим.

Иван Семенович надел шляпу и сбежал вниз. Купил в лавчонке кое-какие продукты и молча передал покупки Агафье Ираклиевне. Она приготовила завтрак и села вместе с гостем за стол. Оба молчали. Наконец хозяйка поставила пустую чашку на блюдце и, нагнувшись к Ивану Семеновичу, быстро проговорила:

— Уходите скорее и не встречайтесь больше с мужем.

Иван Семенович посмотрел на нее внимательно. Она была бледна и очень взволнована.

— Почему вы мне это говорите? — спросил он.

— Вы мне кажетесь добрым человеком, — ответила хозяйка.

— Вы меня не знаете, — сказал Иван Семенович. — Я самый обыкновенный. Мне очень хотелось пригласить вас позавтракать. Вы хороши собой, молоды.

Агафья Ираклиевна смутилась, покраснела. Видно, давно ей не делали комплиментов.

— Александр Дмитриевич, — обратилась она к Рожальскому. — Иван вытащил у вас из кармана письмо, долго его переписывал и рано утром побежал кому-то показывать.

— Спасибо за откровенность. — Иван Семенович усмехнулся. — Но не волнуйтесь.

— Ох, Александр Дмитриевич, если б вы знали, как мне тяжело! С французами я еще могу говорить, хотя они нас не любят и обирают, как только могут. Но зачем, зачем вы, русские, стали такими злыми? Как это тяжко! Что мои там в России сейчас делают? От отца и матери ни слова, а писать им боюсь. — Она заплакала.

— Скажите, — промолвил Иван Семенович, когда она успокоилась, — их адреса. Я, пожалуй, смогу передать весточку от вас…

Агафья Ираклиевна недоверчиво посмотрела на Рожальского.

— Как вы это сделаете?

— Видите ли, я обычно такими делами не занимаюсь. Они не уместны в моей работе, но… скажите, в каком городе проживал ваш батюшка?

— В Пскове. Он там был священником…

— В Пскове у меня ость знакомые, — сказал Иван Семенович. — Если хотите, напишите письмецо, я его переправлю. Никто не будет знать, откуда и как оно дойдет, но старики обрадуются.

— А что же писать? Нужно так много сказать, а сказать нельзя. Разве можно описать, что здесь происходит?

— Ну, напишите, что вы здесь, в Париже, с мужем скучаете по родителям, хотели бы их повидать, ну, сами знаете. Не пишите о горестях, они сами поймут, наверно. Вот! — Из шляпы он достал небольшой листок папиросной бумаги. — Пишите чистым, острым пером, без нажима. Подумайте сперва хорошенько, а потом пишите. Такой бумаги у меня немного.

Днем Иван Семенович сходил к Чевнику и попросил передать, что «дела идут хорошо».

Чевник внимательно посмотрел на Ивана Семеновича:

— Будьте осторожны. Красиков — опасный человек. Не преуменьшайте его способностей. Мне о нем рассказывали страшные вещи.

— Спасибо за предупреждение. Передайте нашим просьбу организовать переправу, и как можно скорее. Думаю, что через два-три дня все решится.

— Хорошо, — ответил Чевник.

— Ах да, — вдруг спохватился Иван Семенович. — Дайте мне что-нибудь для дамы — чулки или что-нибудь такое. Нужно очень.

На улице Иван Семенович заметил в отражении витрин, что за ним следует какой-то человек. Он несколько раз менял направление, шел то по одной улице, то по другой, пока не убедился: за ним действительно следят. Смущала откровенность преследования. Либо «хвост» был неумелым, неопытным и боялся потерять Ивана Семеновича на людных улицах, либо он хотел нарочно запугать его. Не успел Иван Семенович дойти до угла, как к нему бросились три дюжих парня и, прежде чем он осознал, что происходит, втолкнули в подъезд, и быстро повели по темной лестнице в какую-то квартиру. Там сидели еще четыре человека. Один из них — Красиков, других Иван Семенович не знал.

— Привяжите его к стулу и выньте кляп, — приказал старший из присутствующих.

Иван Семенович впился глазами в Красикова и гневно крикнул ему:

— Думаете таким образом узнать о письме, которое украли у меня ночью? Вор и дурак!