Михаил Козаков - Солдаты невидимых сражений

Дзержинский, возвращаясь из поездки по Донбассу, решил побывать в комсомольском общежитии, известном в городе Бахмуте под названием «Комсомольская коммуна».

Председатель губернской ЧК Петерсон и Медведев отправились туда по приглашению Феликса Эдмундовича. Коммуна размещалась в небольшом одноэтажном здании бывшей духовной семинарии — от губчека ходьбы минут пятнадцать. Всю дорогу Петерсон угрюмо молчал, а у входа остановился и торжественно произнес:

— Прошу тебя помнить, товарищ Медведев, перед тобой Дзержинский! Его перебивать нельзя, как ты это делал в моем кабинете, буквально не давая мне рта раскрыть. Ты опять что-то хочешь сказать?!

Феликса Эдмундовича они нашли в столовой. Его плотно окружили комсомольцы. На другой конец стола были сдвинуты тщательно вылизанные и вытертые хлебом тарелки, — очевидно, только что кончили обедать.

Поверх голов Дзержинский увидел вошедших, кивнул им и продолжал кому-то отвечать:

— Ростки коммунизма повсюду. И в том, что вы, комсомольцы, создали свою коммуну, живете сообща.

— Да, но ведь мы — это не масса, это всего только аппарат губкома! — возразил худощавый юноша с африканской шевелюрой. Медведев узнал в нем секретаря губкома комсомола Сережу Горского.

Дзержинский поднялся и, радостно смеясь, воскликнул:

— Вот что вас огорчает! Да это же чудесно, что вы, руководители, не думаете о пайках и прочих благах для себя лично! Я утверждаю: пойдет молодежь восстанавливать шахты. Без сапог пойдет, раз их нет, товарищ Горский. За вами следом пойдет. Потому что ростки коммунизма живут в вас и в них тоже. И трудностей не бойтесь — без них жить не стоит. Каждый из нас должен жить так, чтобы остаться в памяти поколений рыцарем революции.

Он остановился возле тщедушного всклокоченного паренька, неожиданно мягко спросил:

— Вот вы, например, пойдете в шахту?

— Пойду! — ответил паренек.

Но тут девичий озорной голосок предательски выкрикнул:

— Борька знаете почему пойдет? Он писателем хочет быть. Он для того только и пойдет, чтоб потом нас описать. Писатель!

Раздался смех. Паренек покраснел мучительно, до слез.

— Ну что ж, — серьезно сказал Дзержинский, — и это тоже чудесно! — И ободряюще кивнул будущему знаменитому писателю, которого тогда еще все в Бахмуте называли просто Борькой Горбатовым.

Все вокруг зашумели, разгорелся спор.

Дзержинский простился с комсомольцами и быстро зашагал по коридору в отведенную ему комнату. Петерсон и Медведев едва поспевали за ним.

Разговор был недолгим, Дзержинский торопился в губком партии. Он присел на застланную серым колючим одеялом кровать, оперся руками, остро приподняв плечи, — и стало заметно, как он устал.

— Жалуется на вас товарищ Петерсон, — проговорил Дзержинский. — Действовали самовольно, поручили операцию человеку, которого вы же сами характеризовали отрицательно…

— Мурзину, — сказал Петерсон, — которого мы давно решили выгнать!

— И в результате главаря банды упустили.

Медведев смотрел в глаза Дзержинскому и молчал.

— Мурзин уволен? — обернулся тот к Петерсону.

— Я прошу Мурзина оставить на работе в органах, — глухо сказал Медведев.

Петерсон удивленно хмыкнул.

— Да. Он ранен. Он действовал смело… Он будет настоящим человеком, Феликс Эдмундович!

Петерсон укоризненно покачал головой, но глаза его ласково смеялись.

— Эх, Дмитрий Николаевич, чекист не должен так быстро менять мнение о человеке.

— А Каменюку я возьму! — проговорил Медведев. — Разрешите только мне действовать в Шахтинском уезде. Он там.

— Оперативные данные? — поинтересовался Дзержинский.

— Да, мне сегодня сообщили.

— Я думаю, мы можем поручить это Шахтинской ЧК, — полувопросительно проговорил Петерсон.

— Я очень прошу поручить мне!

— Вопрос самолюбия? — щурясь, спросил Дзержинский.

— Нет, Феликс Эдмундович. С Каменюкой ушел мой уполномоченный. Почти мальчик. Я… я тревожусь за него… — совсем тихо закончил Медведев, чувствуя, как неубедительно звучат его доводы.

Дзержинский поглядел на Петерсона.

— На вашем месте я бы разрешил. — Быстро добавил: — Однако председатель губчека не я, а вы, решайте сами. — И, прощаясь с Медведевым, сказал ободряюще: — А все же банду взяли, уезд очистили — хорошо! Теперь новые задачи и у страны, и у нас, чекистов. Пора думать об этом. Пора! — Взглянув на часы, заторопился к выходу, уже в коридоре на ходу надевая шинель. Петерсон поспешил за ним.

Весь сентябрь и октябрь в Шахтинском уезде шли розыски Каменюки. Не было никаких известий и о судьбе Миши. Но присутствие Каменюки ощущалось. В окрестных поселках стала пошаливать банда, которой командовал атаман по прозвищу Ленивый, побывавший до того под Харьковом и на Старобельщине, давний приятель Каменюки.

После неоднократных просьб, напоминаний и рапортов Медведева Петерсон наконец перевел его в Шахты.

Медведев приехал туда в начале ноября, когда уже гуляли по степи холодные ураганные ветры. Большинство шахт было затоплено и бездействовало. Там же, где велась добыча, работа шла с перебоями. То и дело со стороны Каменска банды устраивали набеги на рабочие пригороды. Шахтеры спускались под землю с оружием и шли в забой, оставляя винтовки у ствола. По тревоге они откладывали кайла, разбирали винтовки, поднимались на-гора и бросались в бой. Отогнав бандитов «за бугор» — в степь, снова возвращались к своему «угольку». Часть особого назначения, сформированная из шахтеров, ночи проводила в казарме, оборудованной в бывшей кондитерской Ефимова. Нелегко доставался стране уголь!

Сколько раз за эти осенние месяцы мог Миша погибнуть! Но хотя никаких вестей о нем не было, в глубине души Медведев надеялся, что Миша жив.

И он был прав: в ту пору Миша еще был жив. Весь последний месяц прожил он в Черном лесу, недалеко от поселка Сулин. Там, в чаще, скрывались бежавшие с севера жалкие остатки некогда грозных банд со своими главарями — Каменюкой и Ленивым.

Миша сразу понял, что ему не доверяют. Его определили помощником к кашевару, и он целыми днями пилил и колол дрова, жег костер, чистил картошку, а за ним следили в шесть глаз, не разрешая одному отходить даже от шалаша, где он спал. Кашевар же был мрачный, неразговорчивый человек, и все попытки Миши сблизиться с ним ни к чему не привели. Приходили мысли о бегстве, но всякий раз Миша обвинял себя в малодушии и отказывался от этого. Ведь многое еще нужно разузнать, чтобы не стыдно было вернуться к Медведеву. И главное, что за люди являются время от времени к Ленивому и Каменюке и какие беседы ведут они, укрывшись в шалаше? Одетые по-городскому, они обычно приезжали на бричке ночью и уезжали до рассвета.