Михаил Козаков - Солдаты невидимых сражений

— Ну как, Леня? Когда мы смотаемся на городской бульвар? Здесь под боком есть город.

— У любой дачи город под боком. Но это пока не для нас, — серьезно ответил Леонид Круг.

28 июня 1962 года, около часу дня, Дембович стоял на тротуаре в узкой полосе тени от вокзала, поглядывая на небольшие, Львовского производства, автобусы, прибывавшие время от времени к павильону, на котором было написано: «Стоянка автомашин санаториев и домов отдыха». Дембович приехал в город, чтобы встретиться с Павлом. Он ждал автобуса с табличкой «Сосновый воздух». В руке у него был чемоданчик из искусственной кожи, очень похожий на тот, с которым уезжал в дом отдыха Павел.

Старик часто доставал из кармана светлого полотняного пиджака мятый цветастый платок и, сдвинув соломенную шляпу на затылок, вытирал мокрый лоб и щеки под глазами. Он не очень нервничал. Просто ему было жарко. Ночь он провел в поезде, спал плохо, вернее, совсем не спал, за завтраком в вокзальном ресторане ему подали несвежую рыбу, есть которую просто было невозможно, и вот теперь он чувствовал себя слабым и разбитым на этой тридцатиградусной жаре, на раскаленной, курящейся зноем площади. Тень от вокзала смещалась в сторону павильона, и вместе с тенью передвигался Дембович.

Наконец он дождался. К стоянке подошел автобус дома отдыха «Сосновый воздух». Скрипнув, разжались дверцы — передние и задние. Народу в нем было битком.

И тут к Дембовичу впервые за прошедшие две недели вернулось притупившееся было беспокойство. Ему представилось лицо Михаила, напутствовавшего его в эту поездку с заметным волнением, и в один момент открылась старику вся важность предстоящего.

Едва первые пассажиры автобуса, загорелые и веселые, с облегченными вздохами спрыгнули на горячий асфальт, Дембович повернулся и быстро-быстро зашагал к тоннелю, где размещались камеры хранения багажа. Хотелось бы посмотреть, как Павел со знакомым чемоданчиком в руке выйдет из автобуса, а потом уже поспешить к условленному месту встречи, и ничего страшного из этого не получилось бы, потому что никто за Дембовичем не следил. Но это было бы не по инструкции, а старик стал в последнее время менее самостоятелен и боялся в чем-либо отступать от инструкции. Они с Павлом должны обменяться чемоданами в камере хранения.

Остановившись у второго окна, он начал читать правила сдачи багажа. Шумные пассажиры автобуса ввалились в прохладный, как погреб, тоннель, женский звонкий голос сказал: «Уф, как тут хорошо!» Кто-то с кем-то обсуждал, как заполнить время до поезда, что посмотреть в городе. Кто-то смеялся. Кто-то пытался установить очередь. Но беспечные курортники столпились у трех окошек как попало, и любитель порядка умолк.

Дембович огляделся. Павла в тоннеле не было.

Нет Павла…

С растерянным выражением лица Дембович вышел под яркое солнце. Он уже не замечал жары.

Ноги сами подвели его к автобусу. Шофер, молодой курносый парень, в шелковой выцветшей рубашке с короткими рукавами, стоя возле машины, пил лимонад прямо из горлышка бутылки — лимонад был со льда, на бутылке сверкали капельки холодной росы.

Дембович подождал, пока парень допил до дна, и, улыбнувшись довольно натянуто, спросил:

— Вы из «Соснового воздуха»?

— Из него, — охотно ответил шофер.

— Вы сейчас будете возвращаться?

— Да уж будем. А что, папаша? Подвезти? Прошу, папа, садитесь.

У Дембовича мелькнула мысль тут же поехать в дом отдыха, узнать, что произошло. Ведь Павел должен был явиться к нему на свидание в любом случае — состоится операция или нет. Он мог не явиться только по одной причине — если его забрали.

Но, может быть, он появится позже? Дембович спросил у шофера:

— А вы сегодня больше не приедете?

— Нет, папаша. У нас два рейса в день — утром, к приходящему, и вот этот. Больше не будет.

Дембович не знал, что делать. Инструкция была четкая и ясная: не встретишь Павла — сразу домой.

Но больше всего на свете, больше даже чем прямой опасности, Дембович боялся неизвестности. И тут уж ничего не поделаешь. В последние годы дошло до того, что он не мог лечь спать; пока не посмотрит, нет ли кого за дверью его комнаты, хотя каждый раз отлично знал, что никто там быть не может. Он и сам понимал, что это глупости и малодушие, но справиться с собой не мог…

— Папаша, вам плохо? — услышал он голос шофера и ощутил его руку на своей руке. — Шли бы в вокзал. Жарища…

Дембович очнулся, смущенно отстранился от курносого парня, глядевшего на него сочувственно и серьезно. Так смотрят здоровые люди на больных. Дембовичу стало обидно за самого себя. Нельзя расклеиваться до такой степени…

Он решился нарушить инструкцию.

В доме отдыха, когда они приехали, был «мертвый час». Дембович вошел в главное здание. Кругом было тихо, дремотно. Никого не встретив, он направился на пляж. Народу на берегу было немного. Около одной компании он остановился, прислушался к разговору. Молодые люди болтали о пустяках. Дембович перешел к одиноко жарившемуся на солнце мужчине. Присел на корточки. Мужчина поднял голову, молча посмотрел на Дембовича и вновь принял прежнее положение.

— Вода теплая? — не придумав ничего более подходящего, спросил Дембович.

В конце концов разговорились. И покинул пляж Дембович в смятении: он узнал, что из дома отдыха «Сосновый воздух» пропали двое — Паша-лодочник и «Идемте гулять» и что ночью на границе стреляли…

…На поезд Дембович успел едва-едва. По счастью, в купе мягкого вагона он оказался один — известное дело, люди с курортов редко возвращаются в мягких вагонах. Дождавшись темноты, старик улегся, но уснуть не мог. Старался не думать о Павле, о Круге, о Михаиле, но получилось так, что больше ему думать было не о чем и не о ком. Ругал себя, что не удосужился захватить люминал. Гадал, спит ли сейчас Михаил, ожидая его возвращения. И только под утро незаметно для себя уснул…

Назавтра в полдень он подъезжал на такси к своему дому. Таран был голодный, — значит, Михаил не ночевал, значит, провел ночь у Марии, а сейчас, наверное, преспокойно возит пассажиров. Дембовичу стало горько и обидно оттого, что вот он, старый человек, сжигает свои последние нервы, а тот, ради кого приходится все это делать, даже и не ждет его. Как будто Дембович ездил на базар за редиской, не больше…

Но едва он успел войти в дом и снять с себя все дорожное, на улице, за оградой, послышалось короткое шуршание резко заторможенной машины, клацнула рывком захлопнутая дверца, и через секунду перед Дембовичем стоял Михаил.

— Ну? — спросил он грубо.

Дембович, глядя ему в глаза, пожал плечами:

— Он не явился. В доме отдыха его нет. На границе была стрельба.