Эжен Сю - Тайны народа

Пока переводчик переводил эти слова, Цезарь, частью чтобы скрыть свои опасения, частью чтобы утопить их в вине, осушил несколько раз свой кубок и начал бросать на Мерое все более страстные взгляды. Потом, обдумывая что-то, он улыбнулся со странным видом, подал знак одному из своих отпущенников, сказал несколько слов ему и черной невольнице, все еще сидевшей у его ног, после чего оба вышли из палатки.

Переводчик заметил Альбинику:

— До сих пор твои ответы доказывали твою искренность. Если известие, которое ты сообщил, подтвердится, если завтра ты выкажешь себя ловким и отважным кормчим, то осуществишь свое мщение. Если ты угодишь Цезарю, он будет щедр, если обманешь — наказание будет ужасно! Видел ты, входя в стан, пятерых распятых на крестах? Это кормчие, которые отказались нам служить. Их пришлось нести на кресты, ибо члены их, изломанные в пытках, не могли более поддерживать их тел. Такая же судьба постигнет тебя и твою жену при малейшем подозрении.

— Я не боюсь этих угроз и не жду ничего от Цезаря, — гордо возразил Альбиник — Пусть он подвергнет меня сперва испытанию, осудить меня всегда будет время.

— Тебя и твою жену сведут в соседнюю палатку. Вас будут там стеречь как пленных.

Обоих галлов, по знаку римлянина, увели через крытый холстом проход в соседнюю палатку. Там их оставили одних.

Спустя немного, в тот момент, когда Альбиник и Мерое, утомленные путешествием, легли не раздеваясь на кровать, у входа в палатку показался переводчик, а из-за приподнятого полога можно было видеть испанских солдат.

— Цезарь желает сейчас с тобой говорить, — сказал переводчик моряку. — Следуй за мною.

Альбиник подумал, что ему хотят сообщить, в чем будет заключаться его служба. Он вместе с Мерое намеревался выйти из палатки, но переводчик остановил молодую женщину жестом и сказал ей:

— Ты не можешь нас сопровождать. Цезарь хочет говорить только с твоим мужем.

— А я, — ответил моряк, взяв жену за руку, — не покину Мерое.

— Как? Ты осмеливаешься не повиноваться моему приказанию? — сказал переводчик. — Берегись!

— Мы или вместе пойдем к Цезарю, — возразила Мерое, — или из нас не пойдет ни один.

— Жалкие безумцы! Разве вы не пленники и не в нашей власти? — сказал переводчик, указав на неподвижно стоявших у входа в палатку солдат. — Добровольно или силой, но я заставлю вас повиноваться.

Альбиник рассудил, что сопротивляться невозможно. Смерть его не страшила, но умереть теперь — это значило отказаться от осуществления цели, когда они, казалось, были так к этому близки. Однако он боялся оставить Мерое одну в этой палатке. Молодая женщина угадала опасения своего супруга, и, сознавая подобно ему, что следует подчиниться, сказала:

— Иди один, я буду ждать тебя без страха, это так же верно, как то, что твой брат искусный оружейник.

После этих слов молодой женщины, напомнивших о том, что под хитоном у нее висит на поясе выкованный Микаэлем кинжал, Альбиник, несколько успокоившись, последовал за переводчиком. Вход в палатку закрылся, и тотчас же Мерое послышался с той стороны какой-то стук. Подбежав к выходу, она заметила, что снаружи была приставлена прочная решетка. Вначале удивившись этой предосторожности, молодая женщина подумала, что для нее лучше быть запертой до прихода Альбиника и что, быть может, он сам попросил закрыть таким образом палатку до своего возвращения.

Мерое уселась в задумчивости на кровати. Она возлагала большие надежды на разговор, происходивший теперь, без сомнения, между ее мужем и Цезарем. Внезапно ее вывел из задумчивости какой-то странный шум, он послышался в той части палатки, которая приходилась против кровати. Почти тотчас же в том месте, где слышался шум, полотно раздвинулось. Молодая женщина встала. Первым ее движением было схватиться за кинжал, спрятанный под хитоном. Затем, уверенная в себе и в оружии, которое держала в руке, она начала ждать, повторяя про себя галльскую пословицу: «Тому, кто держит свою смерть в руках, некого бояться — некого, кроме богов».

В раскрывшемся проходе показалась невольница-мавританка, только что бывшая в палатке Цезаря.

Войдя в палатку, невольница тотчас упала на колени и протянула сложенные с мольбою руки к жене Альбиника. Молодая женщина, тронутая этим умоляющим жестом и отражавшейся на лице невольницы печалью, не почувствовала ни недоверия, ни боязни, но лишь участие, смешанное с любопытством, и положила свой кинжал на изголовье кровати.

Мавританка подвигалась вперед на коленях, с руками, все еще протянутыми к Мерое, которая с состраданием наклонилась к ней, чтобы ее поднять. Но невольница, приблизившись к кровати, где находился кинжал, одним прыжком бросилась к оружию, которое, по всей вероятности, не выпускала из виду с момента входа своего в палатку, и прежде чем супруга Альбиника успела опомниться, ее кинжал был брошен в темное отверстие палатки.

Обезоружив Мерое, мавританка засмеялась диким торжествующим смехом. Молодая женщина поняла, что ее предали, и бросилась к темному проходу, чтобы разыскать свой кинжал или спастись бегством, но выход ей заградил сам Цезарь.

Охваченная ужасом, Мерое отступила назад. Цезарь подошел ближе, а невольница исчезла в проходе, тотчас закрывшемся за ней. По неуверенной походке римлянина, по блеску его глаз, по румянцу щек Мерое догадалась, что он пьян, и ей стало менее страшно. Он держал в руке ларчик с драгоценностями. Молча взглянув на молодую женщину с таким бесстыдством, что она снова почувствовала, как краска стыда залила ее лицо, римлянин вынул из ящичка дорогое золотое ожерелье и поднес его к свету светильника, как бы для того, чтобы оно лучше блестело. Потом он с притворно-ироническим почтением поклонился, положил ожерелье к ногам молодой женщины и выпрямился, вопросительно глядя на нее дерзким взглядом.

Мерое, стоя с руками, скрещенными на груди, высоко поднимавшейся от негодования и презрения, гордо взглянула на Цезаря и кончиком ноги оттолкнула ожерелье.

Римлянин сделал жест оскорбительного изумления, засмеялся с пренебрежительным высокомерием, выбрал в ящичке великолепную золотую сеточку для волос, всю усеянную карбункулами, и, повертев ее перед светильником, положил к ногам Мерое, потом, выпрямившись, взглянул на нее с таким видом, точно хотел сказать: «На этот раз я уверен в победе».

Мерое, побледнев от гнева, презрительно усмехнулась.

Тогда Цезарь высыпал к ногам молодой женщины все, что было в ящичке, — дождь золота, жемчуга и каменьев, поясов, серег, браслетов и всевозможных драгоценностей.

Теперь Мерое не оттолкнула ногой этих драгоценностей, но раздавила их каблуком башмака и взглядом остановила бесстыдного развратника, приближавшегося к ней с раскрытыми объятиями.