Эжен Сю - Тайны народа

— Недоставало только этого в довершение всего!

— К вечному их стыду, большинство галльских епископов после завоевания предали свое отечество и перешли на сторону франкских королей и дворянства, которых они лестью и лукавством подчинили себе и старались вытянуть от них как можно больше земель и богатств. Подобно завоевателям, большинство этих святых отцов владели крепостными, которых продавали и эксплуатировали, распутничали, разоряли народ, терзали его и заботливо старалось выбить у галльского народа разум, проповедуя ему о смирении, уважении и повиновении франкам А тем несчастным, которые пытались бы для освобождения отечества восстать против этих пришлых дворян и королей, могущество и богатство коих основывалось исключительно на насилиях, грабежах и убийствах, духовенство угрожало дьяволом и муками ада.

— Скажи, неужели наши предки без всякого сопротивления позволяли себя стричь, как овец, со времени завоевания их франками вплоть до прекрасных дней революции, когда мы резали горло этим дворянам, франкским королям и их союзникам-попам?

— Конечно, дело не обходилось без многочисленных восстаний крепостных против королей, дворян и духовенства. Я рассказал вам, дедушка, лишь то немногое, что знаю сам, да и это немногое я узнал, работая в магазине господина Лебрена, торговца полотном, там напротив…

— Каким же образом, мой мальчик?

— В то время как я работал, господин Лебрен разговаривал со мной. Он рассказывал мне историю наших предков, которой я, подобно вам, не знал раньше. Во мне пробудилась живейшая любознательность. Я задавал господину Лебрену тысячу вопросов, продолжая стругать и прилаживать, а он отвечал с истинно отеческой добротой. Вот каким образом я узнал то, что рассказал вам. Но, — проговорил Жорж с подавленным вздохом, — моя работа в магазине кончилась, и уроки истории прервались. Я рассказал вам все, что знал, дедушка.

— Так, значит, торговец полотном, там напротив, очень ученый?

— Он такой же большой патриот, как и ученый. Это старый галл, как он сам называет себя. Иногда, — добавил Жорж, слегка покраснев, — я слышал, как он не раз говорил своей дочери, с гордостью обнимая ее: «Ты истая дочь галла!»

В эту минуту старик Морен и Жорж услышали стук в дверь первой комнаты.

— Войдите! — сказал Жорж.

Кто-то вошел в соседнюю комнату.

— Кто там? — спросил Жорж.

— Я, Лебрен, — произнес чей-то голос.

— О, это почтенный торговец полотном, о котором мы только что говорили. Это старый галл, — проговорил вполголоса старик. — Иди же скорее встречать его, дитя мое, и запри дверь.

Жорж, смущенный и удивленный этим визитом, вышел из комнаты и очутился лицом к лицу с Мариком Лебреном.

Лебрену было около пятидесяти лет, хотя он казался моложе. Его высокий рост, сильная мускулатура шеи, рук и плеч, гордая осанка и смелый поворот головы, его широкое, энергичное лицо, голубые глаза с прямым и проницательным взглядом, густые светло-каштановые волосы с легкой проседью, низкий лоб, точно изваянный из мрамора, — все это представляло типичные черты бретонской расы, среди которой до наших дней сохранились почти в чистом виде галльская кровь и галльский язык. На полных красных губах Лебрена играла улыбка, отчасти добродушная, отчасти лукавая и насмешливая. Одет он был в просторное синее пальто и серые панталоны.

Жорж Дюшен, удивленный и немного смущенный этим неожиданным посещением, молчал, ожидая, когда заговорит. Лебрен. Последний сказал ему:

— Господин Дюшен, вы были посланы вашим хозяином для производства различных работ в моей лавке. Я был очень доволен вашим умением и вашей сообразительностью.

— Вы доказали это своим благосклонным отношением ко мне.

— Вы сами завоевали его, я видел, что вы трудолюбивы, стремитесь к знаниям. Я знал еще нечто большее. Как и все наши соседи, ваше примерное отношение к старику деду, который живет в этом доме пятнадцать лет….

— Милостивый государь, — возразил смущенный этими похвалами Жорж, — мое отношение…

— …совершенно естественно, не так ли? Вы работали у меня в лавке в продолжение трех месяцев. Очень довольный нашими отношениями, я сказал вам вполне искренне: «Господин Дюшен, мы с вами соседи. Приходите же ко мне по воскресеньям или в другие дни после работы. Вы доставите мне удовольствие, большое удовольствие».

— Действительно, господин Лебрен, вы говорили мне это.

— И тем не менее, господин Дюшен, вы ни разу не были у меня.

— Прошу вас, господин Лебрен, не приписывайте этого ни неблагодарности, ни тому, что я забыл вас.

— А чему же это приписать?

— Господин Лебрен…

— Подождите, господин Дюшен, будьте откровенны… Вы любите мою дочь?

Молодой человек задрожал, побледнел, затем покраснел и после некоторого колебания ответил Лебрену тихим голосом:

— Это правда. Я люблю вашу дочь.

— Так, значит, окончив работу, вы ни разу не были у нас, боясь, что любовь ваша усилится?

— Да, господин Лебрен.

— Вы никогда не говорили о своей любви моей дочери?

— Никогда.

— Я это знал. Но почему же у вас не было доверия ко мне, господин Дюшен?

— Господин Лебрен, — ответил молодой человек в замешательстве, — я не осмеливался….

— Почему? Потому что я так называемый буржуа? Человек богатый в сравнении с вами, живущим изо дня в день своим трудом?

— Да, господин Лебрен.

Помолчав с минуту, купец проговорил:

— Позвольте мне, господин Дюшен, задать вам один вопрос, вы ответите на него, если сочтете его уместным.

— Я слушаю вас, господин Лебрен.

— Около пятнадцати месяцев назад, вскоре после своего возвращения из полка, вы должны были жениться?

— Да, господин Лебрен.

— На молодой цветочнице, сироте, по имени Жозефина Элуа?

— Да, господин Лебрен.

— Можете ли вы мне сказать, почему этот брак не состоялся?

Молодой человек покраснел, лицо его приняло грустное выражение. Он колебался отвечать.

Лебрен внимательно глядел на него. Обеспокоенный и удивленный молчанием Жоржа, он не мог сдержаться и воскликнул строгим и огорченным тоном:

— Значит, вы обольстили ее, бросили и забыли… Ваше смятение слишком ясно свидетельствует об этом.

— Вы ошибаетесь, — с живостью возразил Жорж, — мое смятение и волнение вызваны тяжелым воспоминанием. Я скажу вам все по истинной правде…

— Я верю вам, Жорж.

— Жозефина жила в том же доме, где живет мой хозяин. Там я и познакомился с ней. Она была очень красива и, хотя не получила никакого образования, отличалась природным умом. Я знал, что она привыкла к труду и бедности, она казалась мне скромной. Жизнь холостяка тяготила меня. Кроме того, я думал и о своем деде, я полагал, что женщина заботилась бы о нем лучше меня. Я сделал Жозефине предложение, и она с радостью приняла его и сама назначила день нашей свадьбы. За неделю до свадьбы Жозефина исчезла, написав мне, 410 все между нами кончено. Впоследствии я узнал, что, поддавшись дурным советам одной своей уже падшей подруги, она последовала ее примеру. Жозефина отвергла ту жизнь, которую я ей предлагал, жизнь такую же трудовую и бедную, как ее. Я никогда более не видел ее. Вы понимаете теперь, господин Лебрен, причину моего горестного волнения, когда вы заговорили о Жозефине?