Поль д'Ивуа - Невидимый враг

— Нас настал, капитан, — сказал он.

— Я готов, — ответил капитан, тут же бодро вскакивая на ноги.

Он шепотом отдал несколько кратких приказаний Брэдди и вслед за тем прыгнул в седло. Туземец последовал его примеру, и они тронулись по едва заметной тропинке, исчезавшей в лесной чаще. Минуту спустя они уже потеряли из виду и реку и гребцов.

Так они ехали часа два между двумя непрерывными стенами зелени, но, наконец, выехали на обширную равнину, на которой лишь кое-где были разбросаны группы резиновых деревьев. Теперь они могли ехать рядом и немного быстрее. Они дали волю лошадям, бросив поводья, и умные животные тут же воспользовались своей свободой, срывая по пути стебли «коровы-травы», названной так по густому, подобному молоку соку, который наполняет ее толстый стебель.

На ночь путешественники остановились в гостинице, если так можно назвать грубую постройку из грубых бревен. Хозяин встретил их очень приветливо.

— Эге! — вскричал он, складывая руки на своем толстом брюхе. — Наверное, джентльмен едет на золотое поле Бримстонских гор! Ведь я угадал?

— Угадали, — небрежно ответил капитан.

— Отлично придумали. Золота много.

— Мне до этого нет никакого дела. Я еду повидаться с одним золотоискателем.

— Так я и поверил! Нет, золотое поле так скоро не выпустит того, кто на него вступит.

— Меня выпустит. Я не нуждаюсь в золоте.

— Ах, значит, джентльмен так богат? — проговорил хозяин, снимая шляпу.

— Однако! Вы так почтительны с богатыми людьми, что подумаешь, будто тут они редкость.

— А где они не редкость, скажите на милость?

— Но здесь… В стране золота…

— Ошибаетесь, сударь. В золотоносных местностях можно найти больше разочарований, чем золота.

— Неужели?

— Поверьте мне, старому золотоискателю. Я был бы бедняком, если бы не нашел другого способа разработки россыпей.

— Какой же это способ?

— А вот держу гостиницу.

— Вот как!

— Без сомнения. Приезжающие отдают мне часть своих сбережений, а отъезжающие — часть добычи. Они беднеют, а я — богатею. Сказать по правде, россыпи — пустая приманка. Они выгодны только виноторговцам, да тем, кто торгует разными припасами.

— Это невозможно.

— Рассудите сами, каждый золотоискатель средним числом добудет в день на сто франков золота.

— Деньги немалые!

— Да, в обыкновенном городе. А отсюда сообщения почти нет, конкуренции тоже, и потому все страшно дорого.

— Понимаю. Значит, купцы злоупотребляют своим положением.

— Это закон спроса и предложения. Не нужен вам продукт, и цена понижается, необходим — повышается.

— Так что?..

— Так что одно яйцо стоит пять франков, бутылка воды — четыре, обыкновенное вино — двадцать франков бутылка, цыпленок — луидор, а то и два, пиво — десять франков литр. Одним словом, обыкновенный обед стоит франков тридцать. А прибавьте сюда одежду, инструменты! Увидите, что и при ста франках в день рабочий влезает в долги.

— Верно, пожалуй.

— Да и это еще не все. Торговцы золотом преисправно обирают рабочих. Они-то ведь знают их положение. Как только рабочий найдет хорошее место, а уж купец тут как тут и предлагает ему четверть цены. Тот из нужды соглашается, а купец и рад. Нет, скажу я вам, тут около самого золота и живет самая ужасная нужда.

— Придется с вами согласиться. Но все-таки приготовьте-ка нам поужинать. Только не обирайте нас, как здешних рабочих…

Хозяин громко расхохотался на это замечание. Он быстро, насколько это позволяла его толщина, накрыл стол, позвал двух темнокожих и отдал им какие-то приказания.

— Извините, — обратился он к своим постояльцам. — Вам придется чуточку подождать. Моя жена Пэгги отправилась к местному банкиру. Мы, знаете, дома не держим много денег, а то рабочие с отчаяния вдруг не станут церемониться!

— Купцы грабят их, они грабят купцов. Это закон равновесия сил.

Хозяин почесал себе затылок.

— Не слыхал я такого закона. Но, раз вы так говорите, значит, и такой закон есть. А скажите, есть такие золотоискатели, которые все же составляют себе состояние?

— Как не быть! Одному на тысячу удается найти себе золотую богатую жилу. Если ему удается скрыть это от других, он обеспечен на всю жизнь. Ну а если услышат другие, то не миновать ему ножа. Всякому лестно поживиться на чужой счет.

Проводник слегка дотронулся до плеча капитана.

— Мора-Мора и его братья презирают золотые камни, — сказал он. — Кто храбр, тот с карабином и хорошим бумерангом найдет, чем прокормить себя и свою подругу. Белые презирают золото на словах, а сами из-за него режутся. Почему же они называют нас дикарями?

Капитан не нашелся, что ответить, и только покачал головой.

— Коусон, — обратился он к хозяину, — вы не знаете, там такого Боба Сэмми?

— Боба Сэмми? Это такой великан?.. Все молчит и хмурится? Как же, знаю.

— Этот самый. Что он за человек?

— Чудак какой-то. Все его боятся, он ни с кем не дружен. Построил себе хижину отдельно от всех на утесе, между двумя оврагами, и живет там, точно в крепости. Работает один, а вечером выходит на свой утес и стоит там целыми часами, глядя на запад, иногда, говорят, он целыми днями так дежурит и ночами. Однажды, во время полнолуния, одному рабочему вздумалось подстеречь его, и он вот рассказывал потом, что после полуночи Боб целый час махал руками, как будто кого-то узнал. Впрочем, он никому не причиняет зла, но все его считают немного сумасшедшим.

Путешественник не успел ответить, так как в это время внесли жаркое из опоссума, очень аппетитное с виду.

Пригласив проводника последовать своему примеру, путешественник с аппетитом принялся за ужин и, казалось, что он всецело поглощен делом самонасыщения. Поужинав, он завернулся в одеяло, которое у него было уложено во вьюках, откинулся в угол и закрыл глаза. Вследствие этого хозяину так и не удалось поболтать.

Он хотел было обратиться к проводнику, но и тот успел последовать примеру капитана. Таким образом, хозяину пришлось отказаться от своих надежд, но он легко примирился с этим, вознаградив себя нескончаемым монологом, который он произносил, закрывая двери и окна. Наконец, и он угомонился и ушел к себе.

На другой день путешественники распрощались с толстым философом, сели на лошадей и крупной рысью поехали дальше на восток, в полдень они отдохнули в небольшой рощице, окружавшей полувысохший источник, а ночевали в каменистой долине, так как нигде не было видно жилья. Однако было настолько тепло, что эта ночь, проведенная под открытым небом, ничуть им не показалась неприятной, но зато на другой день им пришлось плохо. Зеленеющая равнина кончилась и сменилась холмистой, бесплодной местностью. Песок здесь чередовался с красноватыми камнями. Это было начало Сэнди, большой австралийской пустыни.