Поль д'Ивуа - Невидимый враг

— Слушайте, слушайте!..

Оллсмайн вынужден был замолчать.

— Никто и не думает упрекать вас, — продолжал обвинитель, — напротив, это делает честь вашей ловкости. Без вас никто бы не смог заподозрить Джоэ Притчелла, двоюродного брата миссис Грин, круглого сироту, которого она приютила и воспитывала.

Последние слова вызвали в зале некоторое волнение, ведь Джоэ Притчелл — это имя владельца Золотого острова, но шум вскоре утих.

Голос председателя суда продолжал:

— Миниатюра была найдена в вещах Джоэ. Мальчику тогда было пятнадцать лет. Он отрицал свою вину, но в ней не могло быть сомнения. Однако леди Джоан не захотела оставить мальчика на произвол судьбы, она только отправила его в Англию, чтобы он не жил с нею вместе, и продолжала платить за его обучение. В Англии он и живет до сих пор.

— Это всем известно.

— Вы хотите сказать, что не удивляетесь моим сведениям в этом деле. Вы вполне правы. Но есть вещи менее публичного характера, которые я знаю не менее подробно.

Оллсмайн задрожал с головы до ног. Его портрет на полотне наклонил голову. Это движение было почти равносильно признанию.

— Через некоторое время, — продолжал судья, — маленькая дочь лорда Грина и леди Джоан, которую прислуга почтительно называла мисс Маудлин, заболела какой-то странной болезнью, не то бессилием, не то сухоткой. Врачи были не в состоянии открыть истинной причины болезни. Они намекали на дурные условия городской жизни, на необходимость свежего воздуха. Ваша мать, Оллсмайн, была еще жива, и вы предложили доверить ребенка ей. Там, утверждали вы, на маленькой ферме на берегу реки Лаклана, Маудлин быстро поправится, а вам будет приятно сознание, что тот воздух, который дал здоровье вам, возвратит его и дочери ваших благодетелей. К тому же, по вашим словам, на свою мать вы вполне полагаетесь, а доверить ребенка незнакомому человеку неприятно, а иногда и опасно. Все случилось, как вам было нужно. Ребенок был отправлен к вашей матери…

— Ну и что же дальше, — спросил с полотна Оллсмайн, — что во всем этом преступного?

— Вы задаете весьма полезный вопрос, Оллсмайн, но немного торопитесь, — оживленно заговорил председатель суда. — Скоро я вам на него отвечу. А пока я продолжу рассказ. На лорда Грина обрушивалось несчастье за несчастьем. Сам лорд вскоре был убит на охоте. Шальная пуля попала ему прямо в сердце. И никто не узнал, кем был сделан роковой выстрел.

— Несчастный случай.

— Этот случай был не последним. Вдова едва успела оправиться от этого удара, как на нее обрушился новый. Ваша мать в ужасе приехала в Сидней и сообщила, что маленькая Маудлин упала в реку, и что ее унесло течением, а тело ее не было найдено. Никто не видел, как это случилось. Нашли только опрокинутую лодку. Предполагалось, что девочка убежала с фермы, села в лодку, веревка оборвалась, ну и так далее…

Фонограф сделал минутную паузу. Потом снова послышался голос судьи:

— Каково ваше мнение о смерти этой девочки, Оллсмайн?

Было видно, что обвиняемый вздрогнул при этом вопросе.

Однако ответил он твердым голосом:

— Я принял то объяснение, которое вы сейчас высказали. Как и все прочие, я не знаю всей истины.

— Вы не знаете?

Оллсмайн снова вздрогнул, а голос обвинителя продолжал:

— Отчаяние леди Джоан не имело границ. Может быть, она тоже жаждала смерти как освобождения, если бы не ваша дружба. Каждый день вы являлись к ней, осыпали ее утешениями, чуть ли не силой принуждали ее развлекаться и всюду показывались с нею вместе. Благодаря вашим стараниям молва назвала вас будущими супругами. Страх перед одиночеством, намеки знакомых, желание сохранить вашу дружбу — все это заставило ее отдать вам руку.

— Бесчестно так насмехаться над привязанностью, — прогремел по зале голос Оллсмайна.

И как бы в ответ на это заявление судья на экране поднял руку. Странно было видеть, как мертвое изображение отвечало живому существу.

— Неправда. В вас говорило одно только честолюбие. Брак этот был тем, чего вы добивались все это время. Он давал вам возможности воспользоваться связями семьи покойного лорда, достичь того положения, дающего вам возможность достичь того положения, которое вы теперь занимаете, дающего вам право руководствоваться одной лишь своей волей и не знать иного закона, кроме тирании.

Вся эта сцена произвела сильное впечатление на присутствующих. Сильный способ ведения допроса не оставил места ни малейшему сомнению в виновности Оллсмайна.

Между тем на полотне председатель повелительным жестом остановил Оллсмайна.

— Я корсар Триплекс, — загремел с полотна его голос, — обвиняю вас, Оллсмайн, в следующем:

во-первых, вы спрятали миниатюру в вещах Джоэ Притчелла, потому что мальчик стеснял вас своим проницательным умом;

во-вторых, вы убили вашего покровителя лорда Грина. Он тоже уже начал мешать вашим планам;

в-третьих, вы устроили похищение Маудлин Грин с помощью преступника, которому предложили выбор между наказанием и милостью. Человек этот не поколебался взять на себя это мрачное поручение и утопить ребенка, который мог бы защитить свою мать от вашей лживой привязанности…

Снова зажглись электрические лампы и осветили бледные и взволнованные лица присутствующих. Оллсмайн стоял, вцепившись в спинку своего стула, волосы его были в беспорядке, смертельно-бледное лицо выдавало страшное волнение. Но он все же сделал отчаянную попытку взять наглостью.

— Все это фантасмагория, — воскликнул он, — придуманная единственно с целью ошеломить, поразить меня и моих судей. Это правда, я был схвачен корсаром Триплексом, я был его жертвой. Правда! Но разве фонографом записано хоть одно слово, которое бы подтверждало хоть одно из возводимых на меня нелепых обвинений? Чтобы осудить человека, нужны доказательства, свидетели. Где они?

— Здесь! — веско прозвучал ответ.

Тоби и все офицеры оглянулись на скамью, где только что сидел Джоэ Притчелл, но он исчез. Перед экраном неподвижно стояли несколько человек, которых раньше никто не замечал. Все они в упор смотрели на Оллсмайна.

Тоби зашатался и с глухим криком схватился за голову. Он узнал всех тех людей. Там стоял Джеймс Пак, рядом с ним Маудлин, Боб Сэмми и еще какой-то человек, при виде которого Оллсмайн затрепетал от ужаса.

Джеймс выступил вперед.

— Я, Джеймс Пак, бывший личный секретарь сэра Оллсмайна, клянусь, что он виновен. Тот, кому было поручено утопить дочь сэра Генри, сжалился над бедной малюткой и привел ее ко мне. Я воспитал ее и всегда о ней заботился. Сегодня я мщу за нее. Боб Сэмми, говори!