Леонид Фадеев - Операция «Аркийские столбы»

19 декабря 1917 года В. И. Ленин в записке на имя Ф. Э. Дзержинского предложил выработать «Экстренные меры борьбы с контрреволюционерами и саботажниками». На следующий день, 20 декабря, под председательством В. И. Ленина состоялось заседание Совета Народных Комиссаров, на котором было принято решение «О создании боевого органа Октябрьской Социалистической революции — Всероссийской Чрезвычайной комиссии». В общую борьбу за торжество идей революции внесли свой вклад и чекисты Забайкалья.

Автор предлагает читателям документальный рассказ о забайкальских чекистах. Написан он на основе архивных материалов.

Мыльников так хлопнул дверью, что форточка резко распахнулась и жалобно прозвенела разбитым стеклом. Фирс Ксенофонтович не обратил на это внимания. Он бросил на грязный стол фуражку и упал на кровать, застеленную серым солдатским одеялам.

«Попался как кур во щи, — бормотал он. — Боевой генерал в шпионы записался. Позор! До чего докатился!»

Сегодня утром на квартиру Мыльникова прибежал казак и доложил, что его превосходительство генерал Эпов просит генерала Мыльникова к себе по очень важному делу.

Фирс Ксенофонтович не спеша оделся и побрел чуть не на другой конец Харбина. Эпов встретил его на пороге дома с любезной улыбкой, совершенно ему несвойственной.

— О, — пропел он, — дорогой гость. Милости прошу, милейший Фирс Ксенофонтович. Ждал, ждал вас. Ведь так редко теперь видимся. И словом-то не с кем перекинуться. Проходите, — и он широко распахнул дверь.

Мыльников настороженно молчал. «Что этой старой лисе от меня надо? — гадал он. — Не просто же так заманил он меня к себе. Сколько в Харбине живем, первый раз в гости позвал. Да полноте, в гости ли?»

Эпов засуетился возле стола — расставляя тарелочки с солеными огурчиками, свежим салатом, принес из кухни мясо, колбасу.

— Ну, а теперь самое главное, — пропел он и вновь скрылся в кухне.

«Ждал, ждал ты меня, готовился», — отметил про себя Мыльников и насторожился еще больше.

А Эпов уже вынырнул из кухни с двумя бутылками водки.

— Вот она, родимая, — провозгласил он, — рассматривая на свет запотевшие бутылки. — Чуринская, экстра класс, милейший Фирс Ксенофонтович. У нас в России теперь такой прелести днем с огнем не найдешь. Это же не водка, а слеза девственницы. Прошу к столу.

Они сели. И гость и хозяин чувствовали натянутость. Эпов поспешно разлил водку по граненым стаканам.

— Давайте поднимем эти бокалы за нашу родину, за Россию-матушку.

Они чокнулись и одним залпом осушили стаканы.

— Парадокс, Фирс Ксенофонтович, говорю о бокалах, а пьем из стаканов, как в самом захудалом кабаке. И ведь за столом сидят не пьяницы, а два боевых генерала русской армии, — сокрушался хозяин.

— Бывших, — поправил его Мыльников.

— Ну, это как сказать, — возразил Эпов, — кому-нибудь может показаться, что мы бывшие, но я, например, не сложил еще оружия, да и вы тоже. Просто у вас сейчас не то настроение. Но мы его поднимем, — и он снова наполнил стаканы.

Мыльников выпил, но водка на него сегодня не действовала. Он вяло жевал салат, ожидая, что Эпов вот-вот начнет говорить о том, для чего пригласил его в свой дом. И Эпов не заставил долго ждать.

— Был я недавно у главкома, — хрустя огурцом, заговорил он. — Неспокоен Семенов. Требует, чтобы мы активизировались. Из-за границы приходит много перебежчиков. Они жалуются на тяжесть налогов. Крестьянство недовольно Советами. В Забайкалье казачество уже несколько раз поднимало восстания. Нам здесь трудно удержать горячие головы, они так и рвутся в Россию. Да вы и сами знаете, как настроено наше казачество. Люди отдохнули после боев и теперь снова готовы в огонь и в воду.

Эпов в третий раз наполнил стаканы.

— Давайте выпьем еще по одной.

Мыльников послушно проглотил водку. Эпов продолжал:

— Атаман предлагает организовать глубокую разведку в тыл к большевикам. А если появится возможность, то одного из наших людей легализовать в Забайкалье. И вы знаете, чью кандидатуру предложил главком? — Не ожидая ответа, торжественно произнес: — Вашу! Если бы вы знали, как высоко ценит вас атаман. Он так и сказал, что опытнее и смелее Мыльникова нам никого не найти. Главком отлично знает ваши деловые и боевые качества еще по тем временам, когда вы были у него заместителем.

«Так вот где собака зарыта», — подумал Мыльников. Эпов торопился выложить все.

— Вы, Фирс Ксенофонтович, пойдете не один. У вас будет отличный помощник — Владимир Ильич Деревцов. Вы его помните?

Мыльников хорошо помнил этого полковника и в ответ кивнул головой, а про себя опять подумал: «Уже все решили, не спросив даже согласия, и помощника подобрали»...

— Полковник Деревцов уже получил указание. Он вам все и расскажет подробно.

— Когда же мне велено выходить? — задал первый и последний вопрос Мыльников.

— А зачем оттягивать время, — ответил Эпов, — для нас дорог теперь каждый день. Не спешите, конечно, но поторапливайтесь, — улыбнулся он, — а вообще к этой операции следует подготовиться очень тщательно, продумать все детали, запастись необходимыми документами. Ведь вам, Фирс Ксенофонтович, придется работать в тылу у большевиков до нашего прихода.

«Это сколько же»? — чуть не спросил Мыльников, но воздержался, зная, что об этом разговоре будет известно атаману Семенову.

Уже ночь. Генерал ворочается в постели и никак не может уснуть. Он отчетливо представляет себе сложность предстоящей операции. «Слава богу, — вздохнул он, — хоть помощника-то умного подобрали». Многих офицеров из окружения атамана Семенова Мыльников не любил. Это были выскочки, обращавшие на себя внимание жесткостью, но мало что понимающие в военном искусстве. По преимуществу они были добрыми рубаками и только. Недолюбливал Мыльников и самого Семенова, но мирился с ним, борясь против общего врага.

Мыльников страница за страницей вновь перелистывал свою не очень богатую биографию. Вспомнил родное село Акшу, что раскинулось на берегу полноводного Онона, безбедное детство. Как кадры в синематографе, мелькали годы учебы в сибирском кадетском корпусе, затем в Михайловском артиллерийском училище. Вспомнил октябрь 1914 года, когда под Домбровском, опасаясь пленения, готов был покончить с собой. И тот случай, когда в Чите в Мариинском театре на одном из спектаклей не подал руку цыганке Машке, содержанке Семенова, и как потом Машка требовала отстранить Мыльникова от должности. Правда, Семенов на этот шаг не решился, но вход в его дом был с тех пор закрыт для Мыльникова. И еще какие-то воспоминания наплывали одно на другое...