Алистер Маклин - 48 часов

«Файркрэст» врезался в лодку в том месте, где сидел Жак, и разнес в щепки нос. Сама лодка перевернулась, а трое ее пассажиров оказались в воде. Остатки лодки и две барахтающиеся фигуры медленно двигались со стороны правого борта. Я осветил фонариком ближайшую фигуру, это оказался Жак, держащий инстинктивно свой автомат над головой, хотя он и так был уже мокрым. Я соединил ладони, держа дуло «лилипута» параллельно фонарику, и дважды выстрелил. В том месте, где только что было лицо Жака, расцвел алый цветок, а сам он быстро исчез под водой, как будто втянутый акулой. Автомат последовал за ним. Я не ошибся — это был «шмайссер»…

Я обшарил лучом фонарика поверхность моря и обнаружил еще одну фигуру. Но это был не Квинн. Он, видимо, укрылся за остатками лодки или нырнул под «Файркрэст». Я пару раз выстрелил в этого третьего, он закричал, но крик тут же сменился бульканьем. Наконец все утихло, и я услышал, как рвет рядом со мной Шарлотту Скаурас. Но у меня не было времени успокаивать впечатлительную даму. И вообще… что она делала на палубе?!

У меня действительно были дела поважнее. Например, необходимо было удержать сэра Артура от попытки разрезать надвое старый пирс в Торбэе, поскольку это наверняка не было бы встречено с пониманием местными жителями. Представление адмиралов о нулевой позиции штурвала, видимо, сильно отличалось от такового у простых смертных, поскольку наше судно под мудрым водительством дядюшки Артура успело развернуться на двести семьдесят градусов. Дядюшка, несомненно, был бы великолепен за штурвалом финикийской галеры, специализированной на разрезании пополам вражеского судна, но посреди Торбэйской гавани он не очень-то справлялся.

Я влетел в рубку, дал «полный назад» и развернул штурвал влево, после чего мне пришлось снова нестись на палубу, чтобы буквально в последнюю минуту втащить Шарлотту в рубку, пока она не лишилась головы при столкновении с обросшим водорослями столбом в начале пирса. Трудно сказать, чиркнули ли мы бортом о пристань или нет, но на облепивших ее крабов страху навели несомненно.

Вместе с Шарлоттой я снова вернулся в рубку, задыхаясь от этих прыжков на палубу и обратно. Такая жизнь любого лишила бы сил.

— При всем моем уважении к вам, адмирал, позвольте вас все-таки спросить, что, черт побери, вы пробуете сделать?

— Я? А что случилось?

Адмирал был испуган, как разбуженный в январе медведь.

Я поставил на «медленно вперед» и по компасу направил судно в том направлении, в каком мы шли до встречи с нашими друзьями, то есть на север.

— Придерживайтесь, пожалуйста, этого курса, сэр, — сказал я адмиралу. — Я пока проверю еще раз море.

Передав штурвал дядюшке Артуру, я включил прожектор. На черных водах не было и следа лодки. Мне казалось, что ночная битва должна была разбудить всех жителей Торбэя — револьверные выстрелы далеко разносятся по воде. Однако никто не подавал признаков жизни. Никакого движения! Ни одного зажженного огня! Можно было предположить, что уровень джина в бутылках был в эту ночь ниже обычного.

Я глянул на компас. Воистину берег притягивал дядюшку Артура, как пчелу притягивает цветок или магнит железные опилки. Мы снова шли к берегу! Я отобрал у него штурвал деликатно, но решительно.

— Вы чуть не вмазались в пристань, сэр, — сказал я.

— Мне тоже так показалось, — дядюшка вынул платок и протер монокль. — Проклятый монокль не ко времени запотел. Надеюсь, вы только что на палубе стреляли не для того, чтобы кого-то попугать?

За последний час дядюшка Артур стал необычайно воинственным. Он очень ценил Ханслета.

— Я пристрелил Жака, их специалиста по автоматическому оружию, и Крамера. Квинну удалось скрыться.

Ситуация складывалась отнюдь не лучшим образом. Практически я был одинок посреди этой бури и тьмы. Мне было давно известно, что дядюшка Артур неважно видит даже при дневном свете, но мне и в голову никогда не приходило, что ночью он становится слеп, как летучая мышь. Да еще такая летучая мышь, которая не имеет радара, позволяющего ее более удачливым собратьям чувствовать приближение скал, перешейков, островков и других препятствий, о которые мы могли разбиться… Итак, я мог рассчитывать только на себя, а это требовало радикального пересмотра моих планов, хотя я совершенно не мог себе представить, что тут можно было изменить.

— Жак и Крамер, — проговорил дядюшка Артур. — Совсем неплохо. Жаль, что к ним не присоединился Квинн, но все равно неплохо. Шеренги противников тают. Как вы полагаете, они рискнут еще преследовать нас?

— Нет… И для этого Имеется четыре причины. Во-первых, они до сих пор не знают, что приключилось. Во-вторых, две их сегодняшние вылазки потерпели крах и теперь они должны немного отдышаться. В-третьих, для погони они вынуждены будут использовать свою моторку — не ту, что на «Шангри-Лa», — а ее слышно уже на расстоянии ста метров, и это слишком опасно для них. И в-четвертых, стоит слишком густой туман. Смотрите, как исчезли огни Торбэя. Нет, они не станут нас преследовать хотя бы по той простой причине, что не сумеют нас найти.

До сих пор единственным источником света в рубке был голубоватый отблеск компаса. Неожиданно зажглась лампа на потолке. Держа руку на выключателе, Шарлотта Скаурас смотрела на меня таким диким взглядом, как будто я был пришельцем с Марса. Из ее глаз исчезло выражение восхищения, время дружеских взглядов явно кануло в прошлое. Голос ее стал ниже и слегка дрожал.

— Что вы за человек, Калверт? — о, она уже не называла меня Филиппом. — Вы… вы… Нет, это ужасно! Вы убили двоих, а теперь спокойно беседуете, как будто ничего не случилось. Кто вы, собственно, такой? Профессиональный убийца? Нет, это вне человеческого понимания! У вас нет сердца? Никакие чувства вам не знакомы? У вас не бывает угрызений совести?

— Бывают, миссис Скаурас. Например, я очень стыжусь, что не убил Квинна.

Она окинула меня взглядом, полным ужаса, а потом повернулась к дядюшке Артуру.

— Я видела этого человека, сэр Артур, — заговорила она громким шепотом. — Я видела, как пули разрывали его лицо… Калверт мог арестовать его… надеть наручники… отдать в руки полиции… Но он ничего этого не сделал. Он убил его! И второго тоже. Это было настоящее, сознательное, преднамеренное убийство! Зачем, адмирал?!

— Никаких «зачем», дорогая Шарлотта, — в голосе дядюшки Артура звучало раздражение. — Здесь не нужны никакие объяснения. Калверт убил их, потому что иначе они бы убили нас. Именно для этого они сюда и явились. Вы сами, Шарлотта, сказали нам об этом. Раздумывали бы вы над оправданностью убийства ядовитой змеи? А эти люди ничем не лучше. А что касается ареста…

Дядюшка Артур сделал паузу, быть может, для того чтобы улыбнуться, а может, чтобы припомнить, что я сказал ему несколько часов назад…