Миклош Сабо - Команда Альфа

— Вы что, впервые в воздухе?

— Да, сэр, — ответил я, стараясь понять, как он догадался.

Он, видимо, понял, о чем я размышляю, так как, засмеявшись, сказал:

— У вас это на лице написано! Вы бледны, постоянно оглядываетесь и вдобавок еще мнете в руках кулек.

Я взглянул на свои руки и сконфузился. В самом деле, я взволнованно теребил нейлоновый мешочек, врученный мне на случай недомогания.

— Тут стыдиться нечего, молодой человек. Все мы так начинали пользоваться крыльями. Ничего, это пройдет. Закурите? — с этими словами он вместо сигарет протянул мне жевательную резинку.

— Благодарю, сэр!

— Да, лишь бы добраться благополучно. Черт его знает, почему в последнее время так много аварий!

«Ага, — вздохнул я облегченно. — Тебе тоже страшновато, дружок. Только ты умеешь это скрывать».

Я сразу же почувствовал себя равным ему.

— В таком случае почему вы решили лететь самолетом?

— Из-за времени. Самый быстрый способ.

Рядом с нами остановилась стюардесса. Она предложила прохладительный напиток.

— Берите, — посоветовал мой сосед. — Прекрасное средство для успокоения нервов!

«Чтоб тебе пусто было, — обозлился я на себя. — Неужели же и вправду по твоей роже видно, что ты желторотый?»

С этого момента я перестал интересоваться жизнью самолета, скорчив флегматичную мину человека, которому ровным счетом наплевать на то, что с ним происходит. В конце-то концов, чем я могу в случае чего изменить свою участь, нашу участь?

Мы вышли из самолета поздно вечером на аэродроме Колумбии. Я распрощался с попутчикамй. Взглянул в сторону миловидной стюардессы и встретился с ней взглядом: она в эту минуту разглядывала меня. Девушка покраснела.

«Эх, Фери, неплохо бы тебе начать солдатчину с незабвенной ночки!» — вздохнул я, будучи на пути к тому, чтобы только утром явиться на место назначения. Но мысль о возможных неприятностях взяла верх.

Я разыскал телефон-автомат и позвонил в Форт-Джэксон.

— О’кэй, бой, выезжаем за вами! — ответил голос, и трубку повесили.

Прошло не больше двадцати минут, как явился человек в военной форме, но без знаков различия. Он внимательно осмотрел меня, затем прямо подошел ко мне.

— Вы звонили?

— А откуда вы знаете? — ответил я вопросом.

Он осклабился.

— У меня глаз наметанный! — И с этими словами он взялся за мой чемодан.

— Да что вы в самом деле! — схватил я его за рукав.

— Оставьте! — отмахнулся он. — Пока вы не переступили ворота лагеря, считаетесь господином.

Слово «пока» резануло мне ухо. Оно еще долго вертелось у меня в голове, вытесняя прочие слова, мысли, потом я беспечно позволил ему улетучиться, и оно лопнуло как мыльный пузырь.

В темноте из окна машины я ничего не мог разглядеть. Внезапно мы въехали в какие-то ворота, за которыми в неровном свете фонарей и прожекторов показался великолепный, содержащийся в образцовом порядке парк. В луче прожектора передо мной блеснула надпись: «Добро пожаловать!» Такой прием показался мне весьма любезным.

— Вы голодны? Желаете поужинать? — спросил в канцелярии писарь, регистрировавший мое прибытие.

— Спасибо, я уже поел на аэродроме.

— В таком случае отдохните. А то с утра у вас начнутся хлопоты… Я покажу вам вашу комнату.

Меня проводили в отведенную для гостей комнату, обставленную просто, но удобно. Я умылся теплой водой, которой, к немалому моему удивлению, снабжался один из кранов (я его открыл из простого любопытства, захотелось узнать, для чего их два).

Словом, военная жизнь, по крайней мере поначалу, пришлась мне по душе.

Разбудили меня в четверть шестого утра. Я быстро умылся. Завтрак мне принесли в комнату. Позавтракав, я вышел во двор. Там я впервые встретился с такими же, как и я, солдатами.

Подали несколько небольших автобусов. Мы сели в них.

Моим глазам открылось необычное зрелище. Всюду, где мы проезжали, стояло множество выкрашенных в песочный цвет двухэтажных деревянных строений на бетонных сваях. Большой военный город был вдоль и поперек разделен, будто под линейку, ровными улицами на правильные квадраты.

Я умышленно сказал «город». Ибо по своим размерам этот лагерь может соперничать с самым большим Будапештским районом и в нем проживает больше двадцати тысяч «джи ай». На этих улицах армеец найдет любой нужный магазин, любое заведение, начиная от парикмахерских и кончая закусочными. Все эти магазины и заведения на местном жаргоне сокращенно называются «пи екс», так же как солдаты — «джи ай».

Проделав множество поворотов, мы остановились возле постройки, которая была больше остальных. При нашем появлении оттуда вышло несколько сержантов.

— В шеренгу стройся!

— Перекличка! Услыхав свою фамилию, каждый из вас должен стать по стойке «смирно» и ответить «я». Понятно?

Этот тон уже в корне отличался от прежнего. Здесь разговаривали по-военному, сурово.

В сущности, меня никто не обидел, и все же мое благодушное настроение мигом исчезло.

— Поттер!

— Я!

— Гибонс!

— Я!

— Конэто!

— Я!

— Хайдвеги!

Я насторожился. Хайдвеги… Хайдвеги… Не есть ли это…

— Я!

Твердое, трескучее произношение. Вот тебе на! Да это же венгр!

Не успел я обрадоваться, как назвали меня.

Затем:

— Шлинковиц!

— Я!

— Мак-Дермотт!

— Я!

— Тудореску!

— Я!

— Хэлд!

— Я!

Все на месте.

Каких только национальностей здесь не было! Американцы. Шотландцы. Итальянцы. Венгры. Поляки. Румыны. Немцы. Прямо-таки иностранный легион в миниатюре!

Что ни говори, Америка страна большая, и население ее сколочено из различных народов.

— Внимание! — загремела вдруг команда. Да, это была уже не вежливая просьба, а приказ. Команды щелкали одна за другой:

— Напра-а-ву! Два поворота нале-ву! За мной!.. Шаго-о-ом марш!

Мы вошли в коридор.

— Стой! Раздевайсь!

Мы в недоумении уставились друг на друга.

— Вам понятно? Раз-де-вайсь! Догола! Быстро! Живо! Время дорого!

Через полминуты мы уже нагишом ожидали, что будет дальше. Снова раздалась команда: «Стройся!» Каждый глядел теперь в затылок впереди стоящего.

К нам подошел солдат. Он стал снимать с нас мерку. Каждому дал номер.

— Внимание! Сейчас пройдете гуськом по коридору. Перед каждым окном покажете свою физиономию, назовете свой номер и возьмете то, что положено!

Из первого окна высунули рюкзак. Цвета хаки. Крепкий, брезентовый. На замке. Из второго — брюки. Из третьего — гимнастерку. У остальных окон мы получили белье, столовый прибор, судки — все, кроме оружия.

Из предпоследнего окна чьи-то руки повесили каждому на шею по медальону: найдут тебя где-нибудь в поле, хоть знать будут, как звали…

В конце с помощью какого-то хитроумного приспособления увековечили на рюкзаке несмываемой краской наши фамилии и номера. А там пошли мелочи: сперва на груди гимнастерки надо было нашить самому лоскут с фамилией, затем был проведен ряд предохранительных мероприятий (уколы, царапины, пластыри).