Марк Твен - Вильсон Мякинная голова

Вильсонъ, въ качествѣ близкаго сосѣда, былъ немножко знакомъ съ Роксаной. Когда состязаніе въ остроуміи начало немножко стихать, онъ вышелъ изъ дому, чтобы запастись кое-какимъ новымъ матеріаломъ для своего архива. Замѣтивъ на себѣ взоръ бѣлаго человѣка, Джасперъ немедленно же принялся энергически работать. Вильсонъ, поглядѣвъ на дѣтей, спросилъ:

— Который изъ нихъ старше, Рокси?

— Оба они ровесники, сударь. Имъ теперь ровно по пяти мѣсяцевъ: они родились какъ разъ перваго февраля.

— Прехорошенькіе малыши! Нельзя даже сказать, который изъ нихъ красивѣе.

Алыя губки Роксаны раскрылись радостной улыбкой, выставившей напоказъ жемчужные зубы.

— Сердечно благодарю васъ, мистеръ Вильсонъ, — сказала она. — Съ вашей стороны, очень мило говорить про этихъ дѣтишекъ такимъ образомъ, потому что одинъ изъ нихъ просто-напросто негръ. Правда, что я сама считаю его прекраснѣйшимъ негритенкомъ, но это, безъ сомнѣнія, мнѣ только кажется, какъ родной его матери.

— Какъ отличаете вы ихъ одного отъ другого, когда оба они раздѣты?

Роксана залилась громкимъ хохотомъ, соотвѣтствовавшимъ ея росту и объяснила:

— Я-то могу еще различить ихъ другъ отъ друга, г-нъ Вильсонъ, но готова поручиться, что мой хозяинъ, Перси Дрисколль, не могъ бы этого сдѣлать, даже и для спасенія собственной своей жизни.

Побесѣдовавъ еще нѣсколько времени съ Роксаной, Вильсонъ раздобылъ для своей коллекціи оттиски пальцевъ правой и лѣвой ея рукъ на стеклянныхъ пластинкахъ, которыя подписалъ и помѣтилъ 1 іюля 1830 года. Подобнымъ же образомъ были сняты оттиски правыхъ и лѣвыхъ рукъ обоихъ мальчугановъ, помѣченные ихъ именами и тѣмъ же самымъ числомъ.

Два мѣсяца спустя, а именно 3 сентября, Вильсонъ, снялъ опять оттиски пальцевъ Роксаны и обоихъ ея питомцевъ. Онъ говорилъ, что хочетъ обзавестись цѣлой серіей такихъ снимковъ, отдѣленныхъ другъ отъ друга въ періодѣ дѣтства промежутками въ нѣсколько мѣсяцевъ, потомъ, въ послѣдующемъ возрастѣ, можно будетъ ограничиться промежутками въ нѣсколько лѣтъ.

На слѣдующій день, а именно 4 сентября, случилось событіе, которое произвело на Роксану очень сильное впечатлѣніе. У ея барина, Перси Дрисколля пропала «опять» небольшая сумма денегъ. Слово опять употреблено здѣсь, дабы показать, что означенное событіе случалось уже и раньше. Дѣйствительно, оно произошло въ четвертый уже разъ въ сравнительно небольшой промежутокъ времени. Терпѣніе Дрисколля поэтому истощилось. Онъ былъ человѣкомъ довольно гуманнымъ по отношенію къ невольникамъ и прочему своему рабочему скоту. Еще болѣе человѣчно относился онъ къ заблужденіямъ и проступкамъ своей собственной расы, но, тѣмъ не менѣе, не могъ выносить воровства, а между тѣмъ сознавалъ, что въ домѣ у него завелся воръ. Не подлежало сомнѣнію, что это былъ кто-нибудь изъ его негровъ. Надлежало безотлагательно принять строгія мѣры для пресѣченія домашнихъ кражъ, по крайней мѣрѣ, на будущее время. Хозяинъ созвалъ рабовъ передъ господскія свои очи. Кромѣ Роксаны, ихъ насчитывалось трое: мужчина, женщина и двѣнадцатилѣтній мальчуганъ (они не состояли, впрочемъ, въ родствѣ другъ съ другомъ). Перси Дрисколль объявилъ имъ всѣмъ:

— Вы были предупреждены заранѣе, но это ни къ чему путному не привело. Теперь надо показать примѣръ, а потому я продамъ вора. Признавайтесь: кто изъ васъ виноватъ?

Всѣ четверо содрогнулись при этой угрозѣ, такъ какъ имъ жилось у Дрисколля хорошо, и можно было опасаться, что у новыхъ хозяевъ судьба ихъ перемѣнится къ худшему. Всѣ начали запираться самымъ упорнымъ образомъ: каждый утверждалъ, что въ жизнь свою никогда не кралъ денегъ. Иное дѣло стащить кусочекъ сахару, пирожное, блюдечко меду, или вообще какое-нибудь лакомство, которое барину Перси на самомъ дѣлѣ вовсе не нужно, и на которое онъ не обращаетъ и вниманія. Что касается до денегъ, то никто изъ вѣрныхъ рабовъ ни за что въ свѣтѣ не согласился бы поживиться даже и господской полушкой. Эти краснорѣчивыя заявленія не повліяли, однако, на г-на Дрисколля и не заставили его расчувствоваться. Онъ отвѣчалъ каждому изъ невинныхъ своихъ рабовъ строгимъ заявленіемъ:

— Ну, такъ назови же мнѣ вора.

На самомъ дѣлѣ, всѣ они были виноваты, за исключеніемъ Роксаны, которая подозрѣвала, что остальные трое воровали, но не была въ этомъ вполнѣ увѣрена. Она приходила теперь въ ужасъ при мысли о томъ, что чуть не провинилась и сама. Роксану спасла въ данномъ случаѣ отъ грѣха торжественная служба и проповѣдь, происходившая за двѣ недѣли передъ тѣмъ въ «цвѣтной» методистской церкви. Слушая проповѣдь, Рокси сама прониклась религіозными принципами. Какъ разъ на другой день послѣ этой проповѣди, когда Роксана чувствовала себя еще подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ «благодати» и гордилась непорочнымъ душевнымъ своимъ состояніемъ, хозяинъ оставилъ парочку долларовъ на письменномъ своемъ столѣ безъ всякаго призора. Невольница встрѣтилась съ этимъ искушеніемъ, обтирая пыль въ кабинетѣ. Увидѣвъ серебряныя монеты, она остановилась, поглядѣла на нихъ съ негодованіемъ, все сильнѣе накипавшемъ въ ея душѣ, и воскликнула:

— Этакая вѣдь, подумаешь, проклятая проповѣдь! Неужели её нельзя было отложить до завтра?

Прикрывъ монеты-искусительницы книжкой, она вышла изъ кабинета, не дотронувшись до нихъ. Монеты эти достались въ добычу другому члену кухонной корпораціи. Роксана принесла эту жертву изъ чувства религіознаго приличія. Она считала необходимымъ поступить такимъ образомъ на другой день послѣ того, какъ проповѣдникъ объявилъ ее очищенной отъ грѣховъ, но вовсе не намѣревалась возводить подобную добросовѣстность въ принципѣ. Рокси надѣялась, что недѣльки черезъ двѣ благочестіе ея угомонится и она станетъ опять вполнѣ разсудительною негритянкой. Если къ тому времени парочка долларовъ окажется опять въ безпризорномъ состояніи, ее не замедлятъ прибрать къ рукамъ, и Роксана знала, кто именно это сдѣлаетъ.

Позволительно ли было назвать Рокси дурною женщиной? Стояла ли она въ нравственномъ своемъ развитіи ниже общаго уровня своей расы? Нѣтъ, всѣ вообще негры ведутъ борьбу за существованіе при несправедливыхъ и крайне невыгодныхъ для себя условіяхъ. Они не считаютъ поэтому грѣхомъ попользоваться чѣмъ-нибудь отъ своего противника, находящагося въ болѣе счастливой обстановкѣ, но ограничиваются лишь мелкими кражами, воздерживаясь отъ сколько-нибудь крупныхъ похищеній. При каждомъ удобномъ случаѣ негръ охотно стянетъ что-нибудь съѣстное изъ чулана, — украдетъ мѣдный наперстокъ, кусовъ воску, мѣшочекъ наждаку, бумажку иголокъ, серебряную ложку, банковый билетъ стоимостью въ одинъ долларъ, платокъ, кофточку, рубашку, или какую-нибудь другую вещицу небольшой стоимости. Негры не усматриваютъ въ такихъ репрессаліяхъ никакого грѣха, а потому способны идти въ церковь съ добычею въ карманѣ, и молиться тамъ громогласно, самымъ искреннимъ образомъ. Коптильню на одной фермѣ приходилось замыкать нѣсколькими большущими замками, такъ какъ даже самъ діаконъ цвѣтной методистской церкви оказывался не въ силахъ противостоять окороку ветчины, если Провидѣніе показывало ему таковый во снѣ или же наяву, когда окорокъ этотъ висѣлъ одиноко, томясь ожиданіемъ любящей души, способной унести его съ собою. Между тѣмъ, тотъ же самый діаконъ, ни за какія коврижки не согласился бы стибрить два окорока, разумѣется, въ одну и ту же ночь. Подобнымъ же образомъ въ морозныя ночи добросердечный негръ, вышедшій на добычу, способенъ разогрѣть конецъ доски и подсунуть его подъ холодныя лапки какой-либо изъ куръ, расположившихся переночевать на деревѣ. Сонная курица съ удовольствіемъ пересядетъ на теплую доску, изъявляя нѣжнымъ клохтаніемъ сердечную свою благодарность Провидѣнію. Негръ, въ свою очередь, препроводитъ ее сперва въ мѣшокъ, а потомъ къ себѣ въ желудокъ, въ полномъ убѣжденіи, что если онъ стибритъ такіе пустяки отъ человѣка, ежедневно лишающаго его столь безцѣннаго сокровища, какъ человѣческая свобода, то не учинитъ этимъ такого грѣха, который Господь Богъ поставилъ бы ему въ вину въ день Страшнаго Суда.